‹...› Я крестьянин Рязанской губернии, Рязанского же уезда. Родился я в 1895 году по старому стилю 21 сентября, по-новому, значит, 4 октября. В нашем краю много сектантов и старообрядцев. Дед мой, замечательный человек, был старообрядским начетчиком.
А в детстве я рос, дыша атмосферой народной поэзии.
Бабка, которая меня очень баловала, была очень набожна, собирала нищих и калек, которые распевали духовные стихи. Очень рано узнал я стих о Миколе. Потом я и сам захотел по-своему изобразить «Миколу». Еще больше значения имел дед, который сам знал множество духовных стихов наизусть и хорошо разбирался в них.
Из-за меня у него были постоянные споры с бабкой. Она хотела, чтобы я рос на радость и утешение родителям, а я был озорным мальчишкой. Оба они видели, что я слаб и тщедушен, но бабка меня хотела всячески уберечь, а он, напротив, закалить. Он говорил: плох он будет, если не сумеет давать сдачи. Так его совсем затрут. И то, что я был забиякой, его радовало. Вообще крепкий человек был мой дед. Небесное - небесному, а земное - земному. Недаром он был зажиточным мужиком.
Рано посетили меня религиозные сомнения. В детстве у меня были очень резкие переходы: то полоса молитвенная, то необычайного озорства, вплоть до желания кощунствовать и богохульствовать.
И потом и в творчестве моем были такие же полосы: сравните настроение первой книги хотя бы с «Преображением».
Меня спрашивают, зачем я в стихах своих употребляю иногда неприличные в обществе слова - так скучно иногда бывает, так скучно, что вдруг и захочется что-нибудь такое выкинуть. А, впрочем, что такое «неприличные слова»? Их употребляет вся Россия, почему не дать им права гражданства и в литературе.
Учился я в закрытой церковной школе в одном заштатном городе, Рязанской же губернии. Оттуда я должен был поступить в Московский Учительский Институт. Хорошо, что этого не случилось: плохим бы я
был учителем. Некоторое время я жил в Москве, посещал Университет Шанявского. Потом я переехал в Петербург. Там меня более всего своею неожиданностью поразило существование на свете другого поэта из народа, уже обратившего на себя внимание, - Николая Клюева.
С Клюевым мы очень сдружились. Он хороший поэт, но жаль, что второй том его «Песнослова» хуже первого. Резкое различие со многими петербургскими поэтами в ту эпоху сказалось в том, что они поддались воинствующему патриотизму, а я, при всей своей любви к рязанским полям и к своим соотечественникам, всегда резко относился к империалистической войне и к воинствующему патриотизму. Этот патриотизм мне органически совершенно чужд. У меня даже были неприятности из-за того, что я не пишу патриотических стихов на тему «гром победы, раздавайся», но поэт может писать только о том, с чем он органически связан. Я уже раньше рассказывал вам о разных литературных знакомствах и влияниях. Да, влияния были. И я теперь во всех моих произведениях отлично сознаю, что в них мое и что не мое. Ценно, конечно, только первое. Вот почему я считаю неправильным, если кто-нибудь станет делить мое творчество по периодам. Нельзя же при делении брать признаком что-либо наносное. Периодов не было, если брать по существу мое основное. Тут все последовательно. Я всегда оставался самим собой. ‹...›
Вы спрашиваете, целен ли был, прям и ровен мой житейский путь? Нет, такие были ломки, передряги и вывихи, что я удивляюсь, как это я до сих пор остался жив и цел.
Есенин С. А. Полное собрание сочинений: В 7 т. - М.: Наука; Голос, 1995-2002. Т. 7. Кн. 1. - С. 343-345.
‹...› Я крестьянин Рязанской губернии, Рязанского же уезда. Родился я в 1895 году по старому стилю 21 сентября, по-новому, значит, В нашем краю много сектантов и старообрядцев.
А в детстве я рос, дыша атмосферой народной поэзии.
Бабка, которая меня очень баловала, была очень набожна, собирала нищих и калек, которые распевали духовные стихи. Очень рано узнал я стих о Миколе. Потом я и сам захотел по-своему изобразить «Миколу». Еще больше значения имел дед, который сам знал множество духовных стихов наизусть и хорошо разбирался в них.
Из-за меня у него были постоянные споры с бабкой. Она хотела, чтобы я рос на радость и утешение родителям, а я был озорным мальчишкой. Оба они видели, что я слаб и тщедушен, но бабка меня хотела всячески уберечь, а он, напротив, закалить. Он говорил: плох он будет, если не сумеет давать сдачи. Так его совсем затрут. И то, что я был забиякой, его радовало. Вообще крепкий человек был мой дед. Небесное - небесному, а земное - земному. Недаром он был зажиточным мужиком.
Рано посетили меня религиозные сомнения. В детстве у меня были очень резкие переходы: то полоса молитвенная, то необычайного озорства, вплоть до желания кощунствовать и богохульствовать.
И потом и в творчестве моем были такие же полосы: сравните настроение первой книги хотя бы с «Преображением».
Меня спрашивают, зачем я в стихах своих употребляю иногда неприличные в обществе слова - так скучно иногда бывает, так скучно, что вдруг и захочется что-нибудь такое выкинуть. А, впрочем, что такое «неприличные слова»? Их употребляет вся Россия, почему не дать им права гражданства и в литературе.
Учился я в закрытой церковной школе в одном заштатном городе, Рязанской же губернии. Оттуда я должен был поступить в Московский Учительский Институт. Хорошо, что этого не случилось: плохим бы я был учителем. Некоторое время я жил в Москве, посещал Университет Шанявского. Потом я переехал в Петербург. Там меня более всего своею неожиданностью поразило существование на свете другого поэта из народа, уже обратившего на себя внимание, - Николая Клюева.
С Клюевым мы очень сдружились. Он хороший поэт, но жаль, что второй том его «Песнослова» хуже первого. Резкое различие со многими петербургскими поэтами в ту эпоху сказалось в том, что они поддались воинствующему патриотизму, а я, при всей своей любви к рязанским полям и к своим соотечественникам, всегда резко относился к империалистической войне и к воинствующему патриотизму. Этот патриотизм мне органически совершенно чужд. У меня даже были неприятности из-за того, что я не пишу патриотических стихов на тему «гром победы, раздавайся», но поэт может писать только о том, с чем он органически связан. Я уже раньше рассказывал вам о разных литературных знакомствах и влияниях. Да, влияния были. И я теперь во всех моих произведениях отлично сознаю, что в них мое и что не мое. Ценно, конечно, только первое. Вот почему я считаю неправильным, если кто-нибудь станет делить мое творчество по периодам. Нельзя же при делении брать признаком что-либо наносное. Периодов не было, если брать по существу мое основное. Тут все последовательно. Я всегда оставался самим собой. ‹...›
Вы спрашиваете, целен ли был, прям и ровен мой житейский путь? Нет, такие были ломки, передряги и вывихи, что я удивляюсь, как это я до сих пор остался жив и цел.
‹Автобиография С. А. Есенина, записанная И. Н. Розановым (1921 )› - Розанов, с. 20-23.
Печатается и датируется по этому изданию.
Иван Никанорович Розанов (1874-1959) - литературовед, историк русской поэзии, автор работ о русских поэтах XVIII- XX вв. - познакомился с Есениным в 1920 г. Сохранились две книги с дарственными надписями Есенина И. Н. Розанову (см.: с. 136, 169 наст. кн.).
Воспоминания И. Н. Розанова о Есенине были написаны и напечатаны в 1926 г. в трех книгах: «Мое знакомство с Есениным» (в сб. «Памяти Есенина»), «Есенин и его спутники» (в сб. ЕЖЛТ), «Есенин о себе и других». И. Н. Розанов был первым, кто записал биографию Есенина со слов самого поэта: «В 1920 и 1921 гг. я часто видался с Есениным. Я не был его близким приятелем. Сведения о себе сообщал он мне, как человеку, интересующемуся его поэзией, который когда-нибудь будет о нем писать. В то время я работал над вторым томом своей „Русской Лирики“, и Есенин, смеясь, говорил: „Я войду, вероятно, только в ваш десятый том!“
Он много и охотно рассказывал о себе. То, что мне казалось наиболее интересным, я записывал. ‹...›
26 февраля 1921 года я записал только что рассказанную мне перед этим Есениным его автобиографию» (Розанов, с. 3, 18).
- Дед мой... был старообрядским начетчиком.
- Книга не была у нас совершенно исключительным и редким явлением...
- Вот и сейчас я служу в книжном магазине...
- ...Иванов-Разумник...
Дед мой... был старообрядским начетчиком . - См. коммент. к автобиографиям - наст. кн., с. 369, 386.
Книга не была у нас совершенно исключительным и редким явлением ... - См. коммент. к автобиграфии 1924 г., с. 407.
Вот и сейчас я служу в книжном магазине ... - В 1919-1922 гг. имажинисты имели две книжных лавки. В одной из них работали Есенин и Мариенгоф. Рюрик Ивнев вспоминал: «...я увидел своими глазами этот знаменитый в то время „книжный магазин имажинистов“ на Большой Никитской улице во всем его
великолепии. Он был почти всегда переполнен покупателями, торговля шла бойко. Продавались новые издания имажинистов, а в букинистическом отделе - старые книги дореволюционных изданий.
Есенин и Мариенгоф не всегда стояли за прилавками (было еще несколько служащих), но всегда находились в помещении. Во втором этаже была еще одна комната, обставленная, как салон, с большим круглым столом, диваном и мягкой мебелью. Называлась она „кабинетом дирекции“» (Восп., 1, 335).
...Андрей Белый ... - Псевдоним Бориса Николаевича Бугаева (1880-1934), поэта, прозаика, теоретика символизма. Познакомился с Есениным в начале 1917 г.
...Иванов-Разумник ... - Псевдоним Разумника Васильевича Иванова (1878-1946) - критика, историка литературы, публициста. Познакомился с Есениным в 1916 г., вместе сотрудничали в сборниках «Скифы», вели переписку (см. т. 6 наст. изд.).
«…Человек вырастает в совершенно новое измерение, совершенно новое величие, когда он способен встретиться лицом к лицу со страданием, с ненавистью, с горем, с ужасами войны и остаться до конца человечным, и еще вырасти в большую меру, скажем, сострадания, понимания, мужества, способности себя отдать и собой пожертвовать».
Митрополит Сурожский Антоний
Э та малоизвестная беседа митрополита Сурожского Антония состоялась на английском радио в 1972 году. Оппонентом владыки стал британский журналист Анатолий Гольдберг (1910 –1982), агностик по вероисповеданию, родившийся в Риге и впоследствии эмигрировавший в Великобританию. Данная беседа вошла в книгу издательства «Никея» «Бог: да или нет? Беседы верующего с неверующими»…
— Митрополит Антоний, я знал людей, которые становились религиозными, потому что их мучил вопрос о возникновении зла; я также знал людей, которые разочаровались в религии по этой причине. Первые чувствовали или приходили к убеждению, что понятия добра и зла не могли возникнуть сами по себе, что их должна была создать высшая сила; зачем существует добро, им было, конечно, ясно, а на вопрос о том, почему и для чего существует зло, они надеялись получить ответ от религии. Вторые, те, кто разочаровался в религии, приходили к убеждению, что она не дает ответа на вопрос: как сочетать существование всемогущего Бога, олицетворяющего добро, справедливость, с тем, что творится на земле; не только в области человеческих взаимоотношений, но и в природе, где царят хаос, борьба и жестокость. Какой ответ даете Вы на этот вопрос?
Это очень трудный вопрос в том отношении, что, действительно, можно из одинаковых предпосылок прийти или к вере, или к сомнению. Мне кажется, что христианин даст приблизительно такой ответ: Да, Бог всемогущ; но Он создал человека свободным, и эта свобода, конечно, несет с собой возможность и добра, и зла; возможность отклонения от закона жизни или, наоборот, участия в этом законе жизни . И вот этот вопрос свободы является центральным, мне кажется, для проблемы добра и зла. Если бы Бог создал человека не способным на отклонения, человек был бы также неспособен ни на что положительное. Скажем, любовь немыслима иначе как в категориях свободы; нельзя себя отдать, когда нельзя отказать в самоотдаче; нельзя человека любить, если это чисто механическое соотношение; если бы не было свободы отказа, отречения, если не было бы, в конечном итоге, возможности зла, то любовь была бы просто силой притяжения, силой, связующей все единицы, но никак не создающей между ними нравственное соотношение.
- Почему? Означает ли это, что зло существует для того, чтобы выделить добро, в качестве контраста?
Нет, я не думаю, что оно существует для этого; но где есть возможность одного, неминуемо встает возможность другого. Конечно, если бы мы были просто такие совершенные существа, которые не способны сделать ошибочный выбор, зло было бы исчерпано; но как возможность оно все равно бы существовало.
- А допускаете ли Вы, что Бог, всемогущий Бог заботится о людях, следит за судьбами человечества, помогает людям, следит за тем, чтобы на земле зло не восторжествовало?
Да; в этом я глубоко убежден; и опять-таки, с моей христианской точки зрения мне Бог представляется именно не безответственным Богом, Который человека создал, одарил его этой ужасной свободой, которая может все разорить и все разрушить, а потом -употребляя образы Ивана Карамазова - «ждет» где-то в конце времен момента, когда Он его будет судить и засудит за то, что человек не так пользовался данной ему свободой. Таким Бог мне не представляется. Мне представляется Бог ответственный, Бог, Который создал человека и жизнь, но Который не только ждет в конце момента итогов. И самый предел этой ответственности, которую Бог берет за жизнь и за Свои поступки, за Свой творческий акт, это Воплощение, это то, что Бог делается Человеком, входит в историю и до конца погружается в ее трагизм, и где-то разрешает этот трагизм.
- Как, где Он разрешает этот трагизм?
Он его не разрешает внешне, в том отношении, что на земле смерть, болезнь, страдание продолжают косить людей. Но отношение человека к человеку может стать глубоко иным; отношение к собственному страданию может быть совершенно иным; отношение к страданию другого опять-таки глубоко изменяется от этого .
- Значит, Вы определенно, как христианин, отрицаете тезис Вольтера, который примерно исходил из того, что Бог создал человека, снабдил его всем необходимым, в первую очередь разумом, и затем счел Свою задачу выполненной: если люди будут руководствоваться разумом, то все будет хорошо, если нет - то это их дело. Потому что это, по существу, довольно логичное объяснение; но Вы, судя по тому, что Вы только что сказали, это категорически отрицаете.
Да, такого Бога я просто не могу себе представить, потому что это был бы до того нравственно безответственный поступок, просто безнравственный поступок, который был бы, в конечном итоге, основанием и причиной всего зла; и безответственный, злой поступок, потому что - по какому праву такой Бог нас создает, нам же на горе, когда Ему от этого ничего не будет, да еще вдобавок будет когда-то где-то нас судить? Какой же это Бог?
- Вольтер не говорил, что Бог будет судить; он просто говорил, что Бог наделил человека всем необходимым, что Бог создал изумительный механизм, структуру человека, а главное - разум; почему же это безответственно, почему это было бы преступно?
Анатолий Максимович, если бы этот Бог создал такой замечательный механизм, то этот механизм не испортился бы так безнадежно; тогда, значит, Бог, Который строит этот механизм, просто ужасно плохой механик, никуда не годный. Если такой у нас Бог, Который даже механизм приличный создать не может, то, право, не о чем говорить.
- Но как Вы объясняете себе тот факт, что Бог, с одной стороны, заботится о людях, а с другой стороны, на протяжении существования всего человечества несправедливость в основном торжествовала над справедливостью? Сперва это объясняли тем, что когда человеку приходится плохо, он в этом виноват сам, значит, это наказание за какие-то его грехи. Затем это, по-видимому, людей больше не удовлетворяло, и тогда начали говорить о том, что Бог испытывает человека, что Он испытывает веру человека - это, конечно, Иов; а когда уже это больше не удовлетворяло, то пришло христианство, которое стало убеждать людей, что страдание - это нечто возвышенное. Вы согласны с такой несколько упрощенной характеристикой развития человеческой мысли в этом направлении?
Я согласен; только те объяснения, которые Вы отодвигаете в прошлое как изжитые, я не до конца вижу изжитыми. Очень много зла, страдания, муки человеческой происходит от греха, просто от греха в том смысле, что если человек зол, он причиняет зло и страдание и, кроме того, он себя уродует, он сам делается жутким и перестает быть человеком.
- Но это совершенно ясно; речь идет о том, что несправедливость торжествует над справедливостью, другими словами, что плохо приходится тем, которые не являются уж такими страшными грешниками, а может быть, даже и праведны.
Я думаю, что справедливость в этом смысле была бы очень непривлекательна; если бы счастье, благополучие было немедленной наградой за добро, то добро как нравственная категория было бы обезценено; это был бы чистый расчет. Я думаю, что добро именно тогда делается добром, когда человек может устоять против несправедливости, против неправды, против страдания и все равно не отречься от своего добра , от того, что кажется ему - или объективно является - добром. Если, скажем, человек щедр и бывает обманут, и, попробовав раз-другой быть щедрым, приходит к заключению, что этого не стоит делать, то щедрость его довольно бедная. Вопрос в том, какова его отзывчивость. И во всех отношениях мне кажется, что добро именно испытывается, поддается пробе тем, что оно сталкивается со злом. Я не говорю, что это хорошо по существу; но, несомненно, человек вырастает в совершенно новое измерение, совершенно новое величие, когда он способен встретиться лицом к лицу со страданием, с ненавистью, с горем, с ужасами войны и остаться до конца человечным , и еще вырасти в большую меру, скажем, сострадания, понимания, мужества, способности себя отдать и собой пожертвовать.
- Это все-таки несколько сложный процесс. Я совершенно согласен, что конечный результат является желательным, но процесс его достижения очень сложный, это очень трудный путь; и как-то трудно себе представить, что этого нельзя было бы достичь проще. Но скажите: заботится ли Бог о судьбах человечества? Если да, то как Вы объясняете себе такое чудовищное явление, как, например, Гитлер, которое я лично считаю совершенно исключительным явлением, потому что в этом случае даже не было сделано попытки оправдать злодеяния какими-то высшими, мнимыми этическими соображениями, а было сказано просто и ясно: мы хотим творить зло. Как Вы объясняете возникновение такого явления, если Вы исходите из того, что Бог заботится о судьбах человечества?
Во-первых, да, я убежден, что Бог заботится о судьбах человечества. Во-вторых, я думаю, что если есть свобода в человеке, которая Богом ему дана, Бог уже не имеет права стать на пути и эту свободу изничтожить. В конечном итоге получилось бы так: Бог вас делает свободными; в тот момент, когда вы этой свободой пользуетесь не так, как Ему нравится, Он бы вас приплюснул - и вас бы не стало. И получилось бы, что, может быть, на земле было бы меньше зла, то есть злодеев меньше было бы, Гитлера бы не было, того не было, сего не было, - а в конечном итоге самый злодей из злодеев оказался бы этот Бог, Который дает мне свободу, а в тот момент, когда я ошибаюсь на своем пути или схожу с него по какому-то безумию, Он же меня убивает за нее, уничтожает. Нравственная проблема оказалась бы, я бы сказал, еще хуже первой… И представляете себе тогда жизнь человека? Он бы жил, зная, что если он поступит нехорошо, Бог его уничтожит. Следующая стадия: так как Бог знает и может предвидеть вещи, то как только у вас зародится злая мысль, Бог может вас уничтожить. Это же хуже концентрационного лагеря! Мы жили бы просто под дамокловым мечом все время: дескать, вот убьет - не убьет, убьет - не убьет… Спасибо за такого Бога!
- Повторите…
Если Бог действительно сделал человека свободным, то есть способным ответственно принимать решения, которые отзываются в жизни поступками, то Бог уже не имеет права в эту свободу вторгаться насильно. Он может войти в жизнь, но - на равных правах; вот как Христос стал Человеком и от этого умер на кресте: да, это я понимаю. Если же Он вторгался бы в жизнь в качестве Бога, то есть со всем Своим всемогуществом, всеведением и т. д., получилось бы так, что земной злодей, который Богом же одарен свободой, в тот момент, когда он ошибочно, не так пользуется этой свободой, стал бы жертвой Божественного гнева, то есть он был бы просто изничтожен, убит. А еще хуже: человек только успел задумать какой-нибудь неправый поступок - Бог его тут же уничтожил бы, потому что Бог знает, что в будущем случится. И все человечество жило бы, одаренное этой проклятой свободой, под вечным страхом: ой, промелькнула злая мысль - сейчас кара придет на меня… Ой, мне захотелось чего-то не того – что сейчас будет?.. Это был бы чудовище, а не Бог, Он был бы из злодеев злодей.
- К чему же тогда сводится Божественное вмешательство в судьбы людей?
Во-первых, к тому, что Бог в человека заложил закон жизни, то есть устремленность ко всему тому, что есть полнота торжествующей жизни, полнота торжествующей любви . Во-вторых, к тому, что Он дал человеку сознание добра и зла , - мы его не выдумали, это не чисто социологическое явление, потому что социологические формы меняются без конца, а понятие добра и зла везде проходит красной нитью.
- С этим я совершенно согласен.
Дальше: Бог через людей, Ему верных, которые Его знают опытно, молитвенно и жизненно, Свое слово говорил, указывал нравственные мерки, указывал нравственные пути. Потому что совесть человека - вещь относительная, более или менее ясная, колеблющаяся, Он дал человеку закон; Он дал человеку правила жизни . И главное, Сам Бог вошел в историю воплощением Иисуса Христа, стал Человеком и нам на деле показал, что можно пройти через весь ужас жизни, страдания и никогда не заколебаться ни в любви, ни в правде, ни в чистоте; и что такой человек - пусть он будет исторически уничтожен, разбит - не побежден. Он достиг полной меры своего человечества - а это, действительно, победа над злом гораздо большая, чем если бы просто зла не было.
- Это поднимает целый ряд вопросов, о которых я надеюсь поговорить в следующий раз.
Митрополит Антоний Сурожский
Всегда, когда можно, старайтесь обеспечить себя письменными доказательствами. Клочок бумажки иногда бывает сильнее дюжины красноречивых свидетелей.
Две женщины, пожилая Никитина и другая, молодая женщина, проходили по улице; к ним подошли трое пьяных парней, и один из них спросил Никитину, который час; та, не глядя на часы, ответила: половина десятого. Один из встречных, Иванов, сказал на это: «Не может быть». Никитина расстегнула кофту и, вынув часы, показала их Иванову; он схватил цепочку и, с силою дернув, оборвал ее; женщины подняли крик, Иванова схватили; его товарищи убежали. Он был предан суду по 9 и 1643 ст. улож. Защитник представил суду свидетельство о явке его к отбыванию воинской повинности и об отсрочке призыва его до разрешения производившегося о нем дела, аттестат владельца типографии, в которой он работал (при согласии сторон суд нередко оглашает эти документы), расчетную книжку, из которой было видно, что он зарабатывает 45 р. в месяц, и выписку из домовой книги, удостоверявшую, что он жил в течение нескольких лет в одном и том же доме, у самого места происшествия. Этим защитник доказал, что Иванов был порядочный человек. Это дало ему твердое основание утверждать, что предположение о его покушении на грабеж было маловероятно. Большего не требовалось. Присяжные признали, что подсудимый действовал без корыстной цели, и суд приговорил его по 142 ст. уст. о нак. к аресту на один месяц.
Защитник женщины, ослепившей мужа азотной кислотой, предъявил суду свидетельство, выданное подсудимой несколько лет тому назад врачом, освидетельствовавшим ее после побоев мужа. В свидетельстве были описаны кровоподтеки и ссадины и заключалось мнение врача о том, что повреждения были легкие, но их многочисленность указывала на постоянные истязания, причем свидетельствуемая была в последнем периоде беременности. Не стоит ли один такой листок бумаги многих красноречивых слов? Скажите подсудимому, чтобы он перерыл все свои вещи и принес вам каждый клочок бумаги, имеющий какое-либо, хотя бы самое отдаленное, отношение к делу. Не ему, а вам судить о том, что может быть нужно для защиты. Я знаю случай, когда у подсудимого пропало крайне важное письмо и сохранилась лишь частная копия, т.е. бумага, лишенная всякой достоверности; но у приятельницы его жены нашлось письмо, в котором последняя писала: «Такой-то передает тебе важный документ». Этого было достаточно для того, чтобы, пользуясь совпадением времени и других подробностей, защитник мог утверждать, что утерянное письмо действительно существовало. Без второго письма частная копия казалась бы подложным доказательством.
ГЛАВА III. ПРИЕМЫ ЗАЩИТЫ ПО НЕКОТОРЫМ ОТДЕЛЬНЫМ ПРЕСТУПЛЕНИЯМ
Подсудимый обвиняется по 1647 ст. улож. Обворована квартира в шестиэтажном доме; на наружных дверях и внутри квартиры взломаны замки; кража совершена ночью и, судя по количеству похищенных вещей, не одним, а несколькими людьми. Защитник объясняет присяжным, что соучастие нескольких человек в краже не доказано, что житейски было бы вернее признать, что она происходила не ночью, а утром; что подсудимый в течение нескольких дней был без заработка и пошел на кражу с голоду, что предварительное заключение дает ему право на снисхождение. Присяжные убеждаются всеми этими доводами и на предложенный им вопрос отвечают: да, виновен, но без участия других лиц, не ночью, заслуживает снисхождения, и кража была совершена по крайности. Присяжные сознают, что сделали все, что могли, чтобы предварительное заключение подсудимого не пропало для него даром; то же думает защитник. На самом деле он ничего не сделал. Нормальное наказание по обвинительному акту, угрожавшее подсудимому на основании 1647 и 3 степ. 31 ст. улож., было заключение в исправительное арестантское отделение от 2,5 до 3 лет. Присяжные на четыре лада выразили желание понизить наказание. Однако, если судьи не разделяют этого взгляда, они могут наказать подсудимого так же строго, как если бы присяжные ответили: да, виновен, без всяких ограничений. Это объясняется очень просто: а) соучастие и б) ночное время не усиливают виновности при 1647 ст. (1659 ст. относится только к 1655 ст. улож.); в) снисхождение, согласно ст. 828 у. у. с, дает право суду уменьшить наказание на две степени, но обязывает к понижению только на одну степень, и г) признание крайности, согласно 1663 ст. ул. о нак., дает право понизить наказание на две и на три степени, но и это – возможность, а не обязательное требование; суд может ограничиться одною степенью; при этом смягчение наказания по 1663 ст. улож. лишает суд права применить к подсудимому ст. 828 у. у. с. Таким образом, при упомянутом выше ответе присяжных судьи, если находят нужным отнестись к подсудимому строго, могут перейти от нормального наказания по 3 степ. 31 ст. к 4 степ. 31 ст.; по этой статье заключение в арестантское отделение назначается от полутора года до 2,5 лет; взяв наказание в высшей мере, судьи имеют возможность присудить подсудимого к тому же наказанию, которое угрожало ему по 3 степ. 31 ст. в низшей мере. Такая крайняя строгость со стороны судей может, конечно, быть лишь совершенно исключительным явлением. Но возьмем обратное предположение: судьи, как и присяжные, считают справедливым свести наказание на minimum. Они не могут назначить подсудимому меньше одного года и четырех месяцев тюрьмы с непременным лишением особых прав по 1 степ. 33 ст. и роковою высылкою по 581 и 582 ст. улож. По уголовному уложению суд при указанном выше ответе присяжных мог бы на основании 4 разд. 581 ст., заключить подсудимого в тюрьму на две недели без лишения прав (если он не привилегированный), причем он может быть освобожден и от высылки (ст. 35 угол. улож.).
В предполагаемом случае защитник сделал только одну ошибку: он упустил из виду, что кража была совершена летом, когда хозяева квартиры были на даче и квартира никем не охранялась. По закону это обстоятельство не имеет никакого значения, потому что в доме были другие обитаемые квартиры. Но если бы защитник спросил присяжных, в равной ли мере заслуживают наказания тот, кто пошел на кражу в квартире, где спало и бодрствовало несколько человек, хозяева и прислуга, и тот, кто решился забраться в квартиру потому только, что узнал, что в ней никого нет, то, не выжидая ответа на этот риторический вопрос, он мог бы затем прямо сказать им: в этой мнимой обитаемости квартиры для подсудимого спасение, в ней и погибель. Не давайте ему снисхождения, не признавайте крайности, о которой он говорит. Если вы хотите облегчить его участь на деле, а не на словах, если он действительно представляется вам заслуживающим смягчения наказания, не давайте ему снисхождения, не признавайте, что бы ни говорил он, как бы ни был нищ и болен, не признавайте, что кража была совершена по крайности; не отрицайте ни ночного времени, ни соучастия; все эти утверждения и отрицания будут для него совершенно бесполезны. Скажите только одно: что помещение не было обитаемо.
Это рассуждение применимо ко всем кражам с чердаков и из кладовых, т.е. без малого к половине дел по 1647 ст., разбираемым нашими присяжными в больших городах. Разъяснение сената по делу Деревянкина (1882 г. № 43) написано как будто нарочно для того, чтобы помочь защите доказат неприменимость 1647 ст. к этим случаям. Если присяжные согласятся на уступку, о которой просит защитник, признак, определявший высшую подсудность, отпадет и minimum наказания будет шесть месяцев тюрьмы без лишения прав (по 170 и 1701 ст. уст. о нак.). Допустим, что и в самое время кражи в квартире были люди. Если есть благоприятные условия, например если подсудимый очень жалок, если он очень молод, наконец, если данный состав присяжных уже выказал свою снисходительность по другим делам, можно все-таки осторожным намеком, но отнюдь не прямой просьбой, внушить им, что они могут отвергнуть обитаемость, а на крайность или снисхождение указать как на естественное облегчение наказания. Отказав в большем, присяжные не откажут в меньшем.
* Великий акт освобождения крестьян от крепостной зависимости, сделанный Великим Императором Александром II, был совершен с наделением их землею. Наделение это было в сущности принудительное, ибо помещики обязаны были подчиниться самодержавной и неограниченной Царской воле. Первый акт с точки зрения гражданских норм и самосознания не возбуждает никаких принципиальных и политических отрицаний. Что же касается второго, то с точки зрения гражданского самосознания, как оно установилось со времен Римской Империи, конечно, он являлся этому самосознанию, принципу свободы и незыблемости собственности, полным противоречием.
Можно преклоняться и восторгаться этим актом - это другой вопрос; но не следует не усматривать в нем того, что он действительно представляет нарушение принципа собственности, принесение в жертву принципа собственности политическим, может быть, неизбежным потребностям, а, раз стали на этот путь, естественно было и ожидать и последствий сего направления. Этого не только тогда не понимали, но многие не понимают или не желают понимать и теперь. Водворению сознания собственности был нанесен и другой ущерб.
Наделение землею всего населения - это акт бесконечной сложности. Составление положения и затем введение его требовало, даже при гениальности творцов и исполнителей - многие годы.
Все же было сделано спешно, наскоро. При таких условиях самый вопрос об общинном и индивидуальном наделении не был ни по положению ясно и определенно разработан, но еще менее определенно проведен в действительную жизнь. Явилась масса недомолвок и вопросов, висевших и ныне висящих в воздухе. 440 Когда приходится в сложной материи делать работу спешно, гораздо легче ее делать огульно, нежели детально. Несравненно легче иметь как материал для действия, в данном случае для наделения землею, единицы в несколько тысяч людей, нежели отдельных людей. Поэтому, с точки зрения технического осуществления реформы, община была более удобна, нежели отдельный домохозяин.
С административно-полицейской точки зрения она также представляла более удобства - легче пасти стадо, нежели каждого члена стада в отдельности. Такое техническое удобство, кстати, получило довольно мощную поддержку в весьма почтенных любителях старины, славянофилах и иных старьевщиках исторического бытия русского народа. Было провозглашено, что "община" это особенность русского народа, что посягать на общину значит посягать на своеобразный русский дух. Общество, мол, существовало с древности, это цемент русской народной жизни.
Раз приняв такой высокий и патриотический лозунг, пользуясь им, при известной способности делать нужные заключения, на бумаге можно выводить разные узоры (бумага все терпит и при некоторой талантливости и набитости пишущей руки - даже усердно читается). Было довольно не трудно доказать и убедить, что в сущности община существовала повсюду, что она примитивная форма владения. Есть не мало людей, которые и ныне эту истину не признают.
Почтеннейший член Государственного Совета П. Семенов (сделавшийся в этом году Тянь-Шанским), едва ли не единственный, оставшийся в живых из ближайших сотрудников графа Ростовцева по освобождению крестьян - ярый сторонник общины и только этой зимой, в гостиной А. Н. Нарышкиной, сознался, что после пережитого в последние два года он убедился, что была сделана большая ошибка в 60-х годах: не оценили при крестьянской реформе принципа собственности, увлекшись общинным началом. Это на 84-м году жизни после кровавой революции с сентября 1905 года по февраль 1906 года и затем с уходом моим с поста главы правительства, после водворения анархии, которая тянется до сей минуты. А что еще предстоит?..
Чувство любви старины очень похвально и понятно; это чувство является непременным элементом патриотизма, без него патриотизм не может быть жизненным. Но нельзя жить одним чувством - нужен еще разум. Координацией и соответствующей координацией этих двух элементов человеческой природы только и может жить, как отдельный человек, так и государство. Разум же всякому, 441 кто таковым обладает, говорит, что люди, народы, как и все на свете, двигаются, только мертвое, отжившее стоит, да и то не долго, ибо начинает идти назад, гнить.
Общинное владение есть стадия только известного момента жития народов, с развитием культуры и государственности оно неизбежно должно переходить в индивидуализм - в индивидуальную собственность; если же этот процесс задерживается и, в особенности, искусственно, как это было у нас, то народ и государство хиреет. Теперешняя жизнь народов вся основана на индивидуализме, все народные отправления, его психика основана на индивидуализме. Соответственно сему конструировалось и государство. "Я" организует и двигает все. Это "я", особенно развитое в последние два столетия, дало все великие и все слабые стороны нынешней мировой жизни народов. Без преклонения перед "я" не было бы ни Ньютонов, ни Шекспиров, ни Пушкинов (так в оригинале -; ldn-knigi), ни Наполеонов, ни Александров II и пр., и не существовало бы чудес развития техники, богатства, торговли и пр. и пр.
Одна и может быть главная причина нашей революции - это запоздание в развитии принципа индивидуальности, а следовательно и сознания собственности и потребности гражданственности, а в том числе и гражданской свободы. Всему этому не давали развиваться естественно, а так как жизнь шла своим чередом, то народу пришлось или давиться, или силою растопыривать оболочку; так пар взрывает дурно устроенный котел - или не увеличивай пара, значит отставай, или совершенствуй машину по мере развития движения. Принципом индивидуальной собственности ныне слагаются все экономические отношения, на нем держится весь мир.
В последней половине прошлого столетия явился социализм во всех его видах и формах, который сделал довольно видные успехи в последние десятилетия.
Несомненно, что эта эволюция в сознании многих миллионов людей приносит положительную пользу, так как она заставляет правительства и общества обращать более внимания на нужды народных масс. Бисмарк явил тому явное доказательство.
Но насколько движение это стремится нарушить индивидуализм и заменить его коллективизмом, особливо в области собственности, настолько движение это имело мало успеха и едва ли оно, по крайней мере в будущем, исчисляемом десятками лет, сделает какие либо заметные успехи.
Чувство "я" - чувство эгоизма в хорошем и дурном смысле есть одно из чувств наиболее сильных в человеке. Люди в 442 отдельности и в совокупности будут бороться на смерть за сохранение своего "я". Наконец то, что существует, ясно потому, что оно существует, а то, что предлагают, не ясно не только потому, что не существует, но и потому, что оно настолько искусственно и слабо, что не выдерживает даже поверхностной, мало-мальски серьезной критики.
Единственный серьезный теоретический обоснователь экономического социализма, Маркс, более заслуживает внимания своею теоретическою логичностью и последовательностью, нежели убедительностью и жизненною ясностью.
Математически можно строить всякие фигуры и движения, но не так легко их устраивать на нашей планете при данном физическом и моральном состоянии людей. Вообще социализм для настоящего времени очень метко и сильно указал на все слабые стороны и даже язвы общественного и государственного устройства, основанного на индивидуализме, но сколько бы то ни было разумно-жизненного иного устройства не предложил.
Он силен отрицанием, но ужасно слаб созиданием. Между тем, духом социализма-коллективизма заразились у нас многие, даже очень почтенные люди. Они, уже не говоря о натурах, поклоняющихся всякому государственному разрушение, также явились сторонниками "общины". Первые потому, что видели в ней применение принципа мирного социализма, а вторые потому, что в применении этого принципа в жизни народа не без основания усматривали зыбкую почву, на которой легко произвести землетрясение в общей экономической, а следовательно и государственной жизни. Таким образом защитниками общины явились благонамеренные, почтенные "старьевщики", поклонники старых форм, потому что он стар, полицейские администраторы, полицейские пастухи, потому что считали более удобным возиться со стадами, нежели с отдельными единицами; разрушители, поддерживающие все то, что легко привести в колебание и, наконец, благонамеренные теоретики, усмотревшие в общине практическое применение последнего слова экономической доктрины - теории социализма.. Последние меня больше всего удивляли, так как, если когда либо и восторжествует "коллективизм", то, конечно, он восторжествует совершенно в других формах, нежели он имел место при диком или полудиком состоянии общественности.
Ученый экономист, который может не понимать, что община мало сходна с предполагаемым современным или возможным будущим коллективным владением землею, мне напоминает садовника, который смешивает лесную дикую грушу с прекрасною грушею, выхоленною в культурнейшем современном саду. Если когда либо осуществится 443 в России коллективная собственность вместо общины, то это может произойти только после того, как общинное владение пройдет через горнило индивидуализма, т. е. собственности индивидуальной. Это может произойти только тогда, когда человек усомнится в благе личной своей жизни, в своем "я" и будет видеть для своего личного блага спасение в "мы".
Между тем социализм залез уже давно в наши университеты. Я помню, в 70-х годах, когда после окончания курса в Новороссийском университете на математическом факультете, решившись основательно изучить экономические и финансовые науки, я долго не мог справиться с ясным представлением о том, что такое "цена" и что такое "ценность".
В это время профессором политической экономии в Новороссийском университете был очень даровитый человек Постников, автор известного сочинения об общине, оставшиеся и до сих пор ее ярым поклонником. Пошел я к нему и говорю - объясните мне, пожалуйста, толково, какая разница между "ценою" и "ценностью", на что он мне ответил: "Охота вам заниматься этими пустяками. Вся теория спроса и предложения, нормирующая стоимость предметов и услуг, есть выдумка людская. Это все сочинили те люди, которым сочинение это выгодно для эксплоатации труда. Один только труд дает цену; всякая цена будет лишь тогда справедлива, если она будет справедливо выражать затраченный труд". Через несколько лет Постников должен был покинуть университет, а затем был уездным предводителем дворянства. Когда я создал петербургский политехнический институт, я его назначил профессором политической экономии, а затем и деканом экономического отдела. Недавно он назначен директором этого института. Я бывал, когда был министром финансов, на экзаменах его учеников. Он был строгим экзаменатором, талантливым профессором, преподавал, насколько я мог усмотреть, свой предмет методом историческим, избегая теории (вероятно, чтобы не впадать в социализм), во всяком случае он человек достойный, но так-таки до сих пор ярый поклонник общины и насколько, хотя очень мало, охрипший социалистическими воззрениями.
Итак при освобождении крестьян весьма бесцеремонно обошлись с принципом собственности и нисколько в дальнейшем не старались ввести в самосознание масс этот принцип, составляющий цемент 444 гражданского и государственного устройства всех современных государств. Но все-таки за исключением вопроса о принудительном отчуждении, при введении коего было в корне нарушено право собственности, на все лады ныне обзываемой "священной", в других отношениях Положение об освобождении крестьян давало все выходы к тому, чтобы прививать в крестьянах понятие о неприкосновенности собственности н вообще о гражданских правах.
Но, как известно, после освобождения крестьян преступнейшие и подлейшие покушения на Царя-Освободителя дали силу лицам, не сочувствовавшим Его преобразованиям: партии дворцовой, дворянской камарильи; и Положение не получило должного развития в том направлении, в котором оно, по-видимому, было задумано. Тем не менее, хотя на крестьянское население не были распространены общие гражданские законы и по отношению уголовных для них были сохранены особенности (между прочим телесные наказания по приговорам крестьян), но все-таки на них были распространены общие судебные и административные организации (мировой суд).
После проклятого 1 марта реакция окончательно взяла верх. Община сделалась излюбленным объектом министерства внутренних дел по полицейским соображениям, прикрываемым литературою славянофилов и социалистов. Участие крестьян в земстве ограничено. Мировые судьи были для крестьянского населения заменены земскими начальниками. На крестьянское население, которое, однако, составляет громаднейшую часть населения, установился взгляд, что они полудети, которых следует опекать, но только в смысле их поведения и развития, но не желудка. Забота о детях сводится главным образом к заботе о питании, но крестьянин ведь младенец sui generis - его дело питать.
Земские начальники явились и судьями и администраторами, и опекунами. В сущности явился режим, напоминающий режим, существовавший до освобождения крестьян от крепостничества, но только тогда хорошие помещики были заинтересованы в благосостоянии своих крестьян, а наемные земские начальники, большею частью прогоревшие дворяне и чиновники без высшего образования, были больше всего заинтересованы в своем содержании.
Если не душою, то дельцом всех этих преобразований явился Плеве. Он мог служить и Богу и дьяволу, как в данном случае выгоднее для его карьеры. 445 Введение земских начальников вызвало в Государственном Совете сильное противодействие, но оно было поборено гр. Толстым и все тем же злополучным князем Мещерским ("Гражданин").
Что касается прямых налогов, то благодаря Бунге и А. А. Абазе (министр финансов, а второй председатель департамента экономии Государственного Совета) была уничтожена подушная подать. Это было еще до проявления усиленной реакции. Все мои попытки уничтожить выкупные платежи, когда я был министром финансов, были тщетны (на что баловать крестьян), и мне удалось это сделать только после 17 октября, когда я сделался председателем совета министров.
Итак, во время моего управления финансами до революции, крестьянство, т. е. громаднейшая часть населения Российской Империи, находилось в таком состоянии: значительная часть земли находилась в общинном коллективном владении, исключавшем возможность сколько бы то ни было интенсивной культуры, подворное владение находилось в неопределенном положении вследствие неотмежеванности и неопределенности права собственности. Крестьянство находилось вне сферы гражданских и других законов.
Для крестьянства была создана особая юрисдикция, перемешанная с административными и попечительными функциями - все в виде земского начальника, крепостного помещика особого рода. На крестьянина установился взгляд, что это с юридической точки зрения не персона, а полуперсона. Он перестал быть крепостным помещика, но сделался крепостным крестьянского управления, находившегося под попечительным оком земского начальника.
Вообще его экономическое положение было плохо, сбережения ничтожны. Да, откуда быть сбережениям, когда установился такой общий режим, что за последнее столетие (а тоже было и раньше) мы были постоянно в войне. Не успеет страна оправиться после войны, смотри, затевают новую - так постоянно.
Российская Империя в сущности была военная империя; ничем иным она особенно не выдавалась в глазах иностранцев.
Ей отвели большое место и почет ни за что иное, как за силу. Вот именно потому, когда безумно затеянная и мальчишески веденная японская война показала, что однако же сила то совсем не велика, Россия неизбежно должна была скатиться (даст Бог временно), русское население должно было испытать чувство отчаяния, граничащего с помешательством разочарования; а все наши враги должны были 446 возликовать, внутренние же, которых к тому же мы порядком третировали по праву сильного, предъявить нам счеты во всяком виде, начиная с проектов всяких вольностей, автономии и кончая бомбами.
Наверху же провозгласили, что все виноваты, кроме нас - давай заметать следы. Сверху пошел клич - все это крамола, измена и этот клич родил таких безумцев, подлецов и негодяев, как иepoмонах Иллиодор, мошенник Дубровин, подлый шут Пуришкевич, полковник от котлет Путятин и тысяча других. Но думать, что на таких людях можно выйти - это новое мальчишеское безумие. Можно пролить много крови, но в этой крови можно и самому погибнуть и погубить своего первородного чистого младенца Сына-Наследника. Дай Бог, чтобы cиe не было так и во всяком случае, чтобы не видел я этих ужасов...
Когда меня назначили министром финансов, я был знаком с крестьянским вопросом крайне поверхностно, как обыкновенный русский, так называемый, образованный человек. В первые годы я блуждал и имел некоторое влечение к общине, по чувству сродному с чувством славянофилов.
Аксаковы, Хомяковы и прочие члены этой чистой плеяды русских идеалистов, к тому же людей с громадными талантами (богословские сочинения Хомякова я считаю выше всего, что было написано на русском языке вообще, а по части православия в частности) владели моим сердцем, и до ныне я храню к ним род влечения.
К тому же я мало знал коренную Русь, особенно крестьянскую. Родился я на Кавказе, а затем работал на юге и западе. Но сделавшись механиком сложной машины, именуемой финансами Российской Империи, нужно было быть дураком, чтобы не понять, что машина без топлива не пойдет и что, как не устраивай сию машину, для того, чтобы она долго действовала и увеличивала свои функции, необходимо подумать, и о запасах топлива, хотя таковое и не находилось в моем непосредственном ведении. Топливо это - экономическое состояние Poccии, a так как главная часть населения это крестьянство, то нужно было вникнуть в эту область. Тут мне помог многими беседами бывший министр финансов Бунге, почтеннейший ученый и деятель по крестьянской реформе 60-х годов. Он обратил мое внимание на то, что главный тормоз экономического развития крестьянства - это средневековая община, недопускающая совершенствования. Он был ярый противник общины. 447 Более всего меня просветили ежедневно проходившие перед моими глазами цифры, которыми столь богато министерство финансов и которые служили предметом моего изучения и анализа. Скоро я ceбе составил совершенно определенное понятие о положении вещей и через несколько лет во мне укоренилось определенное убеждение, что при современном устройстве крестьянского быта - машина, от которой ежегодно требуется все большая и большая работа, не будет в состоянии удовлетворить предъявляемые к ней требования, потому что не будет хватать топлива
Я составил себе также совершенно определенные мнения, в чем заключается беда и как ее нужно лечить. Государство не может быть сильно, коль скоро главный оплот его - крестьянство слабо. Мы все кричим о том, что Poccия некая Империя составляет 1/5 часть земной суши, и что мы имеем около 140.000000 населения, но что же из этого, когда громаднейшая часть поверхности, составляющей Российскую Имnepию, находится или в совершенно некультурном (диком) или в полукультурном виде и громаднейшая часть населения с экономической точки зрения представляет не единицы, а полу и даже четверти единиц.
Богатство и экономическая, а потому в значительной степени и политическая мощь страны заключается в трех факторах производства: природе - природных богатствах, капитале, как материальном так и интеллектуальном, и труде.
Российская Империя чрезвычайно богата природою, хотя значение этого богатства в довольно серьезной степени умаляется неумеренностью климата во многих ее частях. Она весьма слаба капиталами, накопленными ценностями, главным образом потому, что она создана непрерывными войнами, не говоря о других причинах. Она может быть весьма сильна трудом физическим по числу жителей и интеллектуальными, так как русский человек даровитый, здравый и богобоязненный. Bcе эти факторы производства находятся в тесной между собою связи в том смысле, что только совокупным и координированным действием они могут творить соответствующие затратам большие ценности, богатства, но при современном состоянии человечества, когда, благодаря развитию сообщений, природные богатства довольно легко перемещаются, а благодаря международному кредиту капиталы всего света в значительной мере интернационализировались труд приобрел особое значение в создании богатства. 448 Из изложенного ясно, что надлежало обратить внимание на увеличение второго фактора - производства капитала и в особенности на развитие третьего фактора - труда.
Для первой цели нужно было прочно поставить национальный кредит. Надеюсь, что финансовая история признает, что никогда кредит России на международных и отечественном денежных рынках не стоял так высоко, как он стоял, когда я был министром финансов.
Не моя вина, что ребяческие затеи с войной его уронили и уронили вероятно надолго.
На этих днях я читал статьи в некоторых русских газетах, что де иностранным держателям наших фондов и банкирам все равно, какой у нас будет образ правления, лишь бы восстановился внутренний порядок, т.е. прекратилась бы анархия. Довольно наивные рассуждения. Конечно, они желают, чтобы прекратилась анархия, но для иностранного и русского кредитора важно, чтобы установился такой образ правления, при котором были бы, если не невозможны, то маловероятны подобные авантюры, как ужасающая японская война по личным капризам, потакаемым авантюристами, и был невозможен такой порядок вещей, при котором величайшая нация находится в вечных экспериментах эгоистической дворцовой камарильи.
Взрослый человек может, пожалуй, раз обжечься кипятком, но не глотнет его вторично.
После тех потерь, который заграница понесла со времени японской войны, она откроет свои кошельки только такому российскому режиму, которому она будет верить, верить же тем или тому порядку, при котором она потеряла процентов 20 капитала в русских ценностях, она не будет.
В течение моего управления финансами, я увеличил государственный долг приблизительно на 1900 миллионов рублей, на железные дороги и уплату беспроцентного долга Государственному банку, для восстановления денежной (золотой) валюты, истратил гораздо более.
Таким образом занятые деньги пошли исключительно на цели производительные. Он находятся в капиталах страны. Благодаря установленному мною доверию заграничных сфер к русскому кредиту, Россия получила несколько миллиардов (думаю не мене трех) рублей иностранных капиталов. Нашлись люди и теперь их 449 не мало, которые ставили и ставят мне это в вину. О глупость и невежество! Ни одна страна не развилась без иностранных капиталов.
Когда против иностранных капиталов ведут войну так называемые "истинные pyccкие люди" (кажется это счастливое название пустил в ход сам Император), то это понятно, ведь это или отпетые, или наемные безумцы, но ведь нередко о вреде иностранных капиталов толкуют и даже в газетах люди, имеющие претензии на знания. Во все время управления мною министерством финансов мне приходилось отстаивать пользу иностранных капиталов и в особенности в комитете министров (ярые противники были И. Н. Дурново, Плеве и генерал Лобко).
Его Величество по обыкновению делал резолюцию то в одну, то в другую сторону. Было даже созвано Его Величеством особое заседание по этому предмету под Его председательством (журнал находится в архиве министерства финансов): полезны ли иностранные капиталы или нет?
В этом заседании я к немалому удивлению присутствовавших и Его Величества высказал, что я совсем не боюсь иностранных капиталов, почитая их за благо для нашего отечества, но боюсь совершенно обратного, что наши порядки обладают такими специфическими, необычными в цивилизованных странах свойствами, что не много иностранцев пожелают иметь с нами дело. Конечно, если бы не делалось во время моего управления финансами массы затруднений иностранным капиталистам, то иностранные капиталы пришли бы в гораздо большем количестве.
Но на что следовало обратить внимание, это на развитие труда. Труд русского народа крайне слабый и непроизводительный. Этому во многом содействуют климатические условия. Десятки миллионов населения по этой причине в течение нескольких месяцев в году бездействуют. Производительности труда препятствует отсутствие путей сообщения. В этом отношении мне удалось нечто сделать, так как, во время моего управления финансами, я удвоил сеть железных дорог, но тут мне постоянно мешало военное ведомство. Это ведомство поддерживало меня только тогда, когда я предлагал строить дороги, имеющие, по его мнению, некоторое стратегическое значение. Так, вопреки моему мнению, решили строить стратегические, или преимущественно стратегические дороги, как, например, ветвь Закаспийской дороги в Кушку, Бологое - Полоцк и другие. 450 Кроме того, дороги экономические часто искривлялись по каким то мало убедительным соображениям, причем замечательно, что одни военные специалисты заявляли, что стратегические соображения требуют немедленной постройки такой то дороги, а другие находили ту же дорогу вредною в военном отношении. В этой области мудрили и много повредили генерал Куропаткин и, в особенности, бывший начальник главного штаба Обручев.
Последний был образованный, даровитый, благородный и честный человек, но стратегические дороги были род какой то его мании. Нередко случалось, что дорога, которая признавалась стратегическою, через 2-3 года не признавалась таковою. Упомянув о H. H. Обручеве не могу не сказать, что он систематически проповедывал о необходимости обратить внимание на крестьянство. Многократно об этом докладывал Государю. К сожалению, он впадал постоянно в то противоречие, что одновременно требовал различных облегчений для крестьянства и настаивал на все большем и большем увеличении военного бюджета и вообще расходов по обороне. Ему, главным образом, Россия обязана громаднейшими затратами, если не совсем, то весьма малопроизводительными на Либавский порт. Выше уже рассказано, как Его Величество подписал высокопарный указ о сооружении этого порта и наименовании его портом Александра III и в тот же день сетовал на то, что порт этот совсем не нужен (См. стр. 8.).
Итак я всячески старался развить сеть железных дорог, но военные соображения, на стороне коих был естественно большею частью Его Величество, значительно мешали строить дороги, наиболее нужные в направлениях, наиболее производительных в экономическом отношении, а потому сеть дает дефициты и их довольно трудно будет уничтожить, нужно время, чтобы развилось движение.
При бывшей бедности в железных дорогах всякая новая дорога, это - благо или, по крайней мере, превратится довольно скоро в благо. Возясь почти 40 лет с железными дорогами и с стратегическими соображениями нашего военного ведомства по поводу железных дорог, я пришел к заключению о том, что в громадном большинстве случаев все стратегические соображения о направлении дорог суть химеры и фантазии. Государство всегда гораздо более выиграет, если при сооружении железных дорог будет руководствоваться 451 исключительно экономическими соображениями. В общем, т.е. почти всегда направление дороги экономическое будет соответствовать и стратегическим потребностям. По моему мнению, в курсе железных дорог это начало должно быть проведено, как правило, и его легко обосновать исторически и экономически. Мы 30 лет все строили дороги в виду войны на запад, сколько ухлопали мало производительно, а иногда и совсем непроизводительно денег, а в конце концов начали воевать (правда по причуде) на Дальнем Востоке.
Чтобы создать источник применения труда, было более нежели желательно развить нашу промышленность.
Эту идею начал мудро и со свойственной Его характеру твердостью проводить Император Александр III. Я всячески старался развить нашу промышленность. Этого требовали не только интересы народные, взятые в частности, но высший государственный интерес.
Современное государство не может быть великим без национальной, развитой промышленности. Это показывает история. Это очевидно из современной действительности и, наконец, это ясно из экономической здравой теории. Если этого довольно много людей не понимает и не знает, то они заслуживают сожаления.
Во время управления моего финансами (а в то время министр финансов был также министром торговли и промышленности) я твердо утроил нашу промышленность. Это тоже мне постоянно ставили и ныне ставят в вину. Глупцы!!..
Говорят, что для развития промышленности я принимал искусственные меры. Что значить эта глупая фраза? Какими же мерами. кроме искусственных, можно развить промышленность? Все, что делают люди, это с известной точки зрения искусственно. Одни дикари живут и управляются безыскусственно. Везде и всюду промышленность была развита искусственными мерами. Я же принимал меры искусственные гораздо более слабые сравнительно с теми, которые для этой цели принимали и даже доныне принимают многие иностранные государства. Этого, конечно, не знают наши салонные невежды.
Александр III ввел при министре финансов Вышнеградском покровительственный тариф, и я всячески его поддерживал, несмотря на все приступы аграриев-дворян, но затем, к сожалению, я не мог принимать других искусственных мер. Закон, или вернее, произвол в образовании акционерных обществ (все cиe творилось в комитете министров) всячески стеснял их развитие.
Сколько 452 раз я ни поднимал вопрос о введении явочной системы при образовании акционерных обществ, я всегда встречал затруднение в министерстве, внутренних дел, вообще, и Плеве, в частности и особенности. Обыкновенно мне суют, что я де повыдавал промышленные ссуды из государственного банка, но, во-первых, вся сумма этих ссуд доходит до 50-60 миллионов рублей; смешно говорить о том, что ссудами такого размера можно искусственно народить промышленность Poccийской империи; во-вторых, значительная часть этих ссуд выдана нашим барам промышленникам из дворцовой камарильи или к ней близким, уже во всяком случае не при моем содействии.
Вообще, вопрос о значении промышленности в России еще не оценен и не понят. Только наш великий ученый Менделеев, мой верный до смерти сотрудник и друг, вопрос этот понял и постарался просветить русскую публику. Надеюсь, что его книга по этому предмету принесет пользу русскому обществу.
Конечно, когда он был жив, говорили, что он писал так, потому что подкуплен, заинтересован, но если вообще люди, то русские люди в особенности, всегда боле склонны отдавать должное мертвым, нежели живым.
Если, вследствие развития при моем управлении сети железных дорог и промышленности, я отвлек от земли 4-5 миллионов людей, а, значить, с семействами миллионов 20-25, то этим самым я как бы увеличил земельный фонд на 20-25 миллионов десятин. Но, конечно, при всей возможности этих мер, в вопросе об увеличении производительности народного труда они являются элементами второстепенными. Чтобы оплодотворить народный труд, необходимо поставить народ так, чтобы он мог и хотел не только производительно трудиться, но стараться всячески увеличивать эту производительность.
У нас же народ также трудится, как и пьет.
Он мало пьет, но больше, чем другие народы, напивается. Он мало работает, но иногда надрывается работою. Для того, чтобы народ не голодал, чтобы его труд сделался производительным, нужно ему дать возможность трудиться, нужно его освободить от попечительных путь, нужно ему дать общие гражданские права, нужно его подчинить общим нормам, нужно его сделать полным и личным обладателем своего труда - одним словом, его нужно сделать с точки зрения гражданского права - персоною. Человек не разовьет свой труд, если он не имеет сознания, что плоды его труда суть его и собственность его 453 наследников.
Как может человек проявить и развить не только свой труд, но инициативу в своем труде, когда он знает, что обрабатываемая им земля через некоторое время может быть заменена другой (община), что плоды его трудов будут делиться не на основании общих законов и завещательных прав, а по обычаю (а часто обычай есть усмотрение), когда он может быть ответственен за налоги, не внесенные другими (круговая порука), когда его бытие находится не в руках применителей законов (общая юрисдикция), а под благом попечительного усмотрения и благожелательной защиты маленького "батюшки", отца земского начальника (ведь дворяне не выдумали же для себя такой сердечной работы), когда он не может ни передвигаться, ни оставлять свое, часто беднее птичьего гнезда, жилище без паспорта, выдача коего зависит от усмотрения, когда одним словом, его быт в некоторой степени похож на быт домашнего животного с тою разницею, что в жизни домашнего животного заинтересован владелец, ибо это его имущество, а Российское государство этого имущества имеет при данной стадии развития государственности в излишке, а то, что имеется в излишке, или мало, или совсем не ценится.
Вот, в чем суть крестьянского вопроса, а не в налогах, не в покровительственной таможенной системе, и не в недостатке земли, по крайней мере не в принудительном отчуждении земли для передачи ее во владение крестьян.
Но, конечно, если государственная власть считала, что для нее самое удобное держать три четверти населения не в положении людей граждански равноправных, а в положении взрослых детей (существ особого рода), если правительство взяло на себя роль, выходящую из сферы присущей правительству в современных государствах, роль полицейского попечительства, то рано или поздно, правительство должно было вкусить прелести такого режима.
Высшее правительство - государственная власть cиe вкусила, когда произошел удар от японской войны, затеянной по безумию и поощренной оберполицеймейстером Российской Империи Плеве в надежде, таким образом, поднять престиж власти, возвеличить нашу силу и режим и заставить смириться перед мощью и успехом. Ужасное влияние имеет на людей всякий успех. Это я испытал и на себе лично.
Но раз ты попечитель и я голодаю, то корми меня. На сем основании вошло в систему кормление голодающих и выдающих себя за голодающих. 454 В сущности наши налоги в мое время (до войны) сравнительно с налогами других стран были не только не велики, но малы. Но раз ты меня держишь на уздечке, не даешь свободы труда и лишаешь стимула к труду, то уменьшай налоги, так как нечем платить. Раз ты регулируешь землевладение и землепользование так, что мы не можем развивать культуру, делать ее интенсивнее, то давай земли по мере увеличения населения. Земли нет. - Как нет!?, смотри сколько ее у Царской семьи, у правительства (казенной), у частных владельцев? - Да ведь это земля чужая. - Ну так что же, что чужая. Ведь Государь то Самодержавный, неограниченный. Видно, не хочет дворян обижать, или они Его опутали. - Да ведь это нарушение права собственности. Собственность священна. - А при Александре II собственность не была священна, захотел и отобрал и нам дал. Значит не хочет.
Вот те рассуждения, которых держится крестьянство. Эти рассуждения есть результат самим правительством устроенного их быта и затем, конечно, они раскалены бессовестным огнем революции.
Революция по своим приемам всегда бессовестно лжива и безжалостна. Ярким доказательством тому служит наша революция справа, так называемые, черные сотни или "истинно pyccкие люди". На знамени их высокие слова "самодержавие, православие и народность", a приемы и способы их действий архилживы, архибессовестны, архикровожадны. Ложь, коварство и убийство - это их стихия. Во главе явно стоит всякая с.....ь, как Дубровин, Грингмут, Юзефович, Пуришкевич, а по углам спрятавшись - дворцовая камарилья.
Держится же эта революционная партия потому, что она мила психологии Царя и Царицы, которые думают, что они тут обрели спасение. Между тем спасаться то было не надо, если бы их действия отличались теми качествами, которыми правители народов внушают общую любовь и уважение.
Еще в первый год царствования Императора Николая II я говорил с И. Н. Дурново, стараясь убедить его, что необходимо поставить земских начальников в более определенные рамки, отобрав от них функции судебные, но И. Н. Дурново мне категорически ответил, что скорее его руки отсохнут, нежели он подпишет какое бы то ни было изменение в положении земских начальников. После 455 него был назначен министром Горемыкин, бывший обер-прокурор сената и товарищ министра юстиции (при Манасеине и Муравьеве).
Когда он занимал это место, то он категорически высказывался против положения о земских начальниках. Я думал, что он пойдет на уничтожение произвола земских начальников. Собрались на частное совещание под председательством Горемыкина, на это заседание я взял с собою почтеннейшего члена совета министра финансов Рихтера, бывшего директора департамента окладных сборов, знатока крестьянского дела, который при Вышнеградском лишился места директора за его quasi либерализм (по нынешним временам он был бы правый октябрист, но, вероятно, не согласился бы иметь дело с председателем этой партии Гучковым, бретером, купчиком, моему нраву не препятствуй).
В совещании начали беседовать, как двинуть крестьянское дело. Рихтер указал на то, что нужно прежде всего изменить положение о земских начальниках. Тогда Горемыкин у себя дома его, Рихтера, самым грубым образом срезал, заявив, что сделавшись министром внутренних дел, он никогда не допустит, чтобы был тронут институт земских начальников. После такого обращения с почтеннейшим стариком, я вместе со своими коллегами по министерству финансов оставил заседание у Горемыкина*.
В последние годы царствования Императора Александра III министр внутренних дел возбудил вопрос о приостановке действия статьи выкупного положения крестьян, по которому крестьяне, при соблюдении известных условий, имеют право покупать свои наделы.
Так как выкупные суммы за землю постепенно с каждым годом уменьшались, то в конце 80 гг. многие крестьяне, в виду небольшой суммы, лежащей на земле, приобрели возможность выкупать свои участки.
Вследствие того, что выкуп этот провозглашенный в выкупном положении 60 г. ничем затем не был регулирован, выделы делались не с должной осмотрительностью и систематичностью, нарушая интересы остального крестьянства, в особенности, при общинном владении землей.
Поэтому, министр внутренних дел возбудил вопрос о приостановке действия этой статьи, что по понятиям того времени было почти равносильно уничтожению этой статьи. 456 Министерство внутренних дел, в особенности со времен Толстого и ранее этого, было большим поклонником общины. К сожалению, это поклонение общине исходило не столько из аграрных соображений, сколько из соображений полицейских, так как несомненно, что самый удобный способ управления домашними животными есть управление на основании стадного принципа.
Община в их понятии представлялась чем то в роде стада, хотя и не животных, а людей, но людей особенного рода, не таких, какие "мы", а в особенности, дворяне.
По этому предмету возражал почтеннейший Николай Хриспанович Бунге. Таким образом, по поводу этой статьи, попутно был возбужден вопрос принципиальный о преимуществе общинного или индивидуального владения, вопрос чрезвычайно острый и чрезвычайно обширный.
В департаменте Государственного Совета по этому предмету произошло разногласие и дело должно было рассматриваться в общем собрании Государственного Совета. Я, как министр финансов, должен был высказать совершенно определенно мое мнение по этому предмету.
Должен сказать, что в то время, с одной стороны, я еще не вполне изучил крестьянский вопрос и относительно преимуществ того или другого способа крестьянского владения землей не установил себе окончательного воззрения. С другой стороны, для меня было ясно одно, что если стать на точку зрения личного индивидуального владения крестьян землею, т. е. признать преимущества этого способа, то проведение его в жизнь должно делаться систематично и планомерно; по этому предмету должны быть созданы известные определенные правила, но недостаточно сказать только, что каждый крестьянин может иметь право выкупа; необходимо указать подробно и точно все условия выкупа, которые не были указаны с достаточной ясностью и определенностью.
При таком положении дела, по поводу мнения тех лиц, которые нападали на общину, я счел необходимым представить различные соображения о тех выгодах, которые представляет община; я сказал, что во всяком случае община это есть учреждение, имеющее известную историческую давность, а поэтому, невозможно отдельно решить вопрос о выделе, не разрешив в совокупности и весь крестьянский вопрос.
Таким образом, я не высказывался ни за общину, ни за личное владение, а находил, что было бы благоразумнее, пока не будет 457 выяснен и разобран крестьянский вопрос, во всей его совокупности, действие статьи о выделе приостановить.
В тот день, когда этот вопрос должен был разбираться в общем собрании Государственного Совета, я имел доклад у Императора Александра III, но по этому предмету Государь со мною ничего не говорил. После доклада и завтрака, я поехал на вокзал (Государь в то время жил в Гатчине) и, садясь в поезд, заметил, что к поезду был прицеплен отдельный вагон, и что в этот вагон прошел молодой Цесаревич Николай. Цесаревич пригласил меня придти к нему в вагон и мы с ним ехали вместе до Петербурга, причем Цесаревич меня все расспрашивал, как я буду баллотировать вопрос и какое мнение буду поддерживать. Очевидно, он это дело ранее не читал и не знал, но находился под влиянием Николая Хриспановича Бунге, который стоял за то, чтобы предоставить министру внутренних дел этот вопрос отклонить.
Я Его Высочеству доложил, что я держусь другого мнения и, при неопределенности вопроса, считаю, что лучше временно статью о выделе отменить, но с тем, чтобы непременно было приступлено к изучению крестьянского вопроса и чтобы в самом непродолжительном времени было представлено решение крестьянского вопроса во всей его совокупности.
В конце концов, в Государственном Совете большинство примкнуло к этому мнению.
Как подал свой голос Цесаревич - я не знаю. Но едучи с Цесаревичем и имея случай говорить с ним довольно долго о крестьянском вопросе, я тогда заметил, что Его Высочество со свойственной ему сердечностью и благожелательностью относится в высокой степени милостиво к крестьянским интересам и считает их первенствующими.
Несмотря на то, что Государственный Совет высказался о необходимости приступить к окончательному разрешению крестьянского вопроса во всей совокупности и поручил это ближайшим министрам- главным образом, министру внутренних дел, - дело это, конечно, не двигалось.
В 1898 году вышел первый отчет комитета Сибирской железной дороги за время 1893-1897 г.г.
Так как председателем комитета Сибирской железной дороги был все время Император Николай II (сначала, будучи еще 458 Цесаревичем, а затем, сохранил за собою эту обязанность и, сделавшись Императором), то отчет этот имел особое значение.
По этому поводу я считаю нужным отметить наиболее характеристичную черту молодого Цесаревича, а именно, как относился Цесаревич к крестьянскому вопросу с самого начала учреждения Сибирского комитета и затем, дабы мой рассказ не прерывался, отмечу дальнейшие фазисы изменения этих взглядов, или вернее, не взглядов, а настроений.
Как это ни удивительно, но несомненно, что еще в 1898 году, т. е. менее, чем 20 лет тому назад, в связи с сооружением Сибирской дороги, был мною поднят вопрос о переселении, т. е. о том, чтобы дать возможность безземельному крестьянству двинуться по направлению к Дальнему Востоку и заселять сибирские пустыни по мере сооружения великого сибирского пути и проникновения его к нашим Тихоокеанским владениям.
Эта мысль тогда казалась крайне либеральной и чуть ли не революционной. Правительство в его большинстве, а равно и самые влиятельные круги в Петербурге полагали, что эта мысль - давать возможность крестьянству уходить из Европейской России для того, чтобы искать себе лучшей жизни в Сибири представляет громадную ересь.
Их доводы были весьма просты: такая мера удорожит труд по обработке земли в помещичьих имениях, следовательно, мера эта невыгодна всем частным собственникам, а с другой стороны она способна дать крестьянству такие стремления к вольностям, который, по мнению помещиков, не только вредны для них, т. е. для нашего дворянства, но и для самих крестьян.
Именно в этом смысле, хотя и в прикрытой форме, представил свои возражения тогдашний министр внутренних дел, Иван Николаевич Дурново.
Но я встретил поддержку моих мнений в очень просвещенном человеке Николае Хриспановиче Бунге. И не знаю: благодаря ли влиянию Николая Хриспановича Бунге или просто по собственному влечению сердца - молодой Цесаревич Николай решительно встал на сторону интересов крестьянства, и в принципе был решен вопрос о допущении и даже о некотором поощрении переселения крестьян, которым трудно жить в Европейской России - в сибирские края.
Тем не менее, несмотря на такое решение, министерство внутренних дел, в особенности первое время, продолжало чинить различные препоны, конечно, только из боязни, что такое переселение может 459 удорожить сельскохозяйственный рабочий труд; и только через несколько лет было допущено более или менее беспрепятственное переceление, а в последние годы, т. е. во время пережитых нами смут, уже начали искать в этом переселении как бы одно из могущественных средств успокоения крестьянских волнений.
Я только хотел отметить, что в 1893 году молодой Цесаревич Николай отнесся к вопросу об интересах крестьянства со свойственной ему, в особенности в прежнее время, сердечностью.
Когда Цесаревич, менее чем через год, вступил на престол, то я полагал, что теперь наступит пора более справедливому и заботливому отношению к русскому крестьянству, т. е. тому отношению, которое было провозглашено и на половину осуществлено Великим Императором-Освободителем Александром II в 60-х годах. Но, по-видимому, силы, не сочувствующие реформам Императора Александра II, навеяли на молодого Императора сомнения.
Вероятно, эти сомнения усугубились после того, когда, по воцарении Императора Николая, в Зимнем Дворце ему представлялись различные депутации от земств и дворянства, причем некоторые депутации высказали желания, которые были сродни с теми, который осуществились 17 октября 1905 года, что составляет до сего времени злобу дня не только всех придворных сфер, не только большинства Государственного Совета, но и третьей беспринципной Государственной Думы.
С своей стороны, я нахожу, что речи, которые были тогда высказаны депутациями, едва ли были тактичны; представителям общественности надлежало быть более рассудительными в выражении своих пожеланий, в особенности в то время, когда молодой Император только что вступил на престол и не мог еще составить себе окончательного зрелого суждения.
Этими нетактичными речами представителей общественности воспользовался министр внутренних дел Дурново, и, вероятно, не без соучастия Константина Петровича Победоносцева, подействовал на Его Величество в том смысле, что Государю было благоугодно в своей весьма достойной речи сказать несколько слов о "напрасных бессмысленных мечтаниях", которые было бы лучше не высказывать, так как, к счастью или несчастью России - но эти "напрасные мечтания" после 17 октября 1905 года перестали быть мечтаниями.
Мне с самого начала царствования Императора Николая приходилось несколько раз высказывать Государю, - а равно высказываться по этому предмету и в ежегодных докладах министра финансов о 460 государственной росписи, которые в то время (до преобразования наших высших законодательных учреждений имели совершенно особое, исключительное значение, - о необходимости, так сказать, вплотную заняться крестьянским вопросом, так как не нужно было иметь ни много ума, ни дара пророчества, чтобы понять, что, с одной стороны, в этом заключается вся суть будущности Российской Империи, а что, с другой, в неправильном и пренебрежительном отношении к этому вопросу кроется ядро всяких смут и государственных переворотов.
Тем не менее, вопреки моему ожиданию, в 1895 году открылось совещание не по крестьянскому, а по дворянскому вопросу, т. е. так называемая "дворянская комиссия".
Председателем этой комиссии быль назначен Иван Николаевич Дурново, а управляющим делами этой комиссии г. Стишинский тот самый Стишинский, который был одним из сотрудников Пазухина, управляющего канцелярией министра внутренних дел, графа Дмитрия Толстого, который в 80-х годах провел целый ряд крайне реакционных законов, так, о земском положении и о земских, крестьянских начальниках и проч.; эти законы не только затемнили душу реформ Императора Александра II, но и наносили глубочайшую рану в самое тело этой реформы.
Состав дворянской комиссии был таков, что, очевидно, имелось в виду поднять не благосостояние народных масс, а исключительно поднять благосостояние земельных частных собственников и преимущественно нашего задолженного и искусственно поддерживаемого дворянства.
* Само собой разумеется, что душою комиссии стал Плеве. * В качестве министра финансов и я состоял членом этой комиссии. В первом же заседании этой комиссии, я высказал мнение, что дворянам не может быть хорошо, если крестьянам не будет хорошо, и обратно: с улучшением положения крестьян и большинству дворян сделается лучше, а потому, по моему мнению, дворянской комиссии следует преимущественно обратить внимание на поднятие благосостояния крестьянства и преимущественно заняться этими вопросами.
После моей речи, в которой я развил эту идею, председатель закрыл заседание, сказав, что он имеет испросить указание по этому предмету у Его Величества. 461 На следующем заседании Иван Николаевич Дурново объявил Высочайшее повеление: что Государю Императору было угодно назначить дворянскую комиссию для изыскания средств к улучшению положения русского дворянства, а не крестьянства, а потому дворянская комиссия не должна трогать и заниматься крестьянскими вопросами.
Такое решение, конечно, само по себе, было смертным приговором дворянской комиссии; она просуществовала несколько лет, несмотря на всевозможные попытки, искусственно восстановить здоровье отжившего и ослабшего организма, ничего сколько-нибудь серьезного не сделала и не могла сделать, потому что комиссия эта встретила во мне отпор во всех поползновениях обогащать дворянские карманы на счет государственной казны, т. е. на счет народных денег.
* Я на большинство этих затей не соглашался и тем возбуждал против себя всех тех дворян, которые держатся принципа, что Российская Империя существует для их кормления. В этих заседаниях Плеве проявился во всей своей красе. Он явился в совещании адвокатом всех ультрадворянских тенденций; в своих речах делал постоянные экскурсии в историю России, с целью доказать, что существование Российской Империи главным образом обязано дворянству. На этих заседаниях мои отношения с Плеве совершенно обострились.
Я ему постоянно возражал и, признаюсь, не щадил его самолюбия, так что он несколько раз обращался к защите председателя, т. е. И. Н. Дурново. Конечно, дворянское совещание ничем серьезным не кончилось. Дурново получил награду, а совещание - несколько подачек для дворян, но известная часть дворян никогда не могла забыть мою оппозицию ко всем дворянским затеям, требующим казенных денег.
Само собою разумеется, что я никогда не имел никаких враждебных чувств к дворянству вообще, и не мог их иметь, так как сам я потомственный дворянин и воспитан в дворянских традициях, но всегда считал несправедливым и безнравственным всевозможные денежные привилегии дворянству на счет всех плательщиков податей, т. е. преимущественно крестьянства. *
Несмотря на то, что большинство было против меня и что меня поддерживали только некоторые члены, - я по всем вопросам так явно обнаруживал некрасивую тенденцию дворян запускать руку в 462 карман государственного казначейства, - что, несмотря на всю их злость, простая, еще не совсем потерянная стыдливость членов комиссии не дозволила им принимать решительные меры для захвата народных денег.
Журналы этой комиссии несомненно находятся в одном из архивов, вероятно, в архиве Государственного Совета. И, несмотря на то, что журналы эти составлялись г. Стишинским в таком направлении, чтобы не представить истинную картину тех прений, которые имели место в этой комиссии (В особенности, не изложены во всей своей неприкосновенности речи Плеве.), тем не менее журналы эти запрятаны, так как они находились в столь значительном несоответствии с тенденциями и событиями, которые явно выразились в России после 1900 г., что, если бы журналы эти были опубликованы, то, может быть, даже и третья Государственная Дума, с г. Гучковым и графом Бобринским, обнаружила неожиданное явление: у них появилась бы краска стыдливости на лице.
* Конечно, дворянское совещание прежде всего стремилось получить новые льготы по дворянскому банку и к сокращению операций по крестьянскому.
Дворянский банк основан при Александре III, вопреки мнения министра финансов, почтеннейшего Бунге. Суть его заключается в том, чтобы предоставить государственный кредит дворянству. Это еще малая беда, но затем этим не ограничились, а под различными предлогами устроили так, чтобы дворяне платили мене того, что стоит кредит (т. е. займы) самому государству. С этою целью, вопреки мнению следующего министра финансов, Вышнеградского, прибегли к большому выигрышному займу, т. е. к такой форме кредита, которая осуждена финансовой теориею и практикой. К такому кредиту государство не прибегло даже во время японской войны.
Затем вся история дворянского банка представляет сплошную цепь всевозможных ходатайств о льготах дворянского банка в пользу клиентов дворян и жалоб на управляющих дворянским банком в том смысле, что они враги дворянства, потому что не оказывают просимых льгот.
Первый управляющий этим банком, Картавцев, ученик и любимец Бунге, вопреки его, Бунге, желанию был уволен за красный 463 образ мыслей. Теперь он служит в частном банке, весьма почтенный человек и по убеждениям самый правый партии 17 октября.
При мне управляющими банком были граф Кутузов (поэт, ультраправый), князь Оболенский (впоследствии товарищ министра внутренних дел, обер-прокурор Святейшего Синода, ныне член Государственного Совета), светлейший князь Ливен (умерший, замечательной нравственной чистоты человек, весьма дельный и владелец больших поместий), граф Мусин-Пушкин (женатый на графине Воронцовой-Дашковой).
Когда они управляли банком, все они обвинялись в том, что притесняют дворян, потому что - красные. В особенности на этом поприще обвинений отличался пресловутый князь Мещерский, который постоянно хлопотал о льготах то одному, то другому своему знакомому или "духовному сыну" и в случае отказа сейчас же писал доносы и клеветы в своем "Гражданине". Он также все пропагандировал дворянское совещание, требуя решительных мер для поднятия сего сословия, другими словами, усиленных подачек на счет других плательщиков.
В конце XIX и в начале XX века нельзя вести политику средних веков; когда народ делается, по крайней мере в части своей, сознательным, невозможно вести политику явно несправедливого поощрения привилегированного меньшинства на счет большинства.
Политики и правители, которые этого не понимают, готовят революцию, которая взрывается при первом случае, когда правители эти теряют свой престиж и силу (японская война и перемещение почти всей вооруженной силы за границу, и дальнюю границу).
Когда был основан, вопреки желанию Бунге, дворянский банк по его инициативе, как бы для компенсации этой несправедливости был основан и банк крестьянский, который должен был совершать такие же операции, как и дворянский.
Банк этот шел вяло в особенности потому, что он ограничивался только ссудою под земли, покупаемые крестьянами, но не мог покупать земли за свой счет для продажи ее крестьянами
B бытность управляющим обоими банками, дворянским и крестьянским, графа Кутузова, был выработан проект нового устава крестьянского банка, предоставляющий ему право непосредственной покупки земли и затем перепродажи ее крестьянам. Граф Кутузов, ультраконсерватор, весьма сочувствовал этому проекту потому, что 464 он предоставлял дворянам возможность нормальной продажи земли, и никому иному, как крестьянам.
Я весьма сочувствовал этому проекту, составленному по моей инициативе, так как этим путем полагал содействовать увеличение крестьянского землевладения. К моему удивлению, я встретил возражения со стороны некоторых членов Государственного Совета, инспирируемых Дурново и Плеве, но тогда я еще имел силу и, несмотря на все возражения, ко мне присоединилось большинство, и проект, хотя с некоторыми ограничениями, получил утверждение. Дворянское совещание особенно сетовало на эту мру. Его Величество со всех сторон получал записки, указывающая на вредность этой меры, как ослабляющей дворянское землевладение.
Плеве, уже будучи министром внутренних дел, старался всячески уничтожить или ограничить эти покупки крестьянского банка. По этому предмету у меня опять родились неприятные отношения к Плеве, так как я ему не уступал и не уступил. Достойно внимания, что эта мера, которую всячески старались ограничить и даже уничтожить, явилась базисом аграрной политики правительства после начала революции (1905 год).
До настоящего времени Столыпин и его министерство в этом только и усматривают разрешение аграрного вопроса. Но, как всегда бывает в подобных случаях, мера эта, не развитая во время, явилась уже запоздалою. Начали требовать принудительного отчуждения, а самые крайние просто конфискации.
Вся наша революция произошла от того, что правители не понимали и не понимают той истины, что общество, народ двигается. Правительство обязано регулировать это движение и держать его в берегах, а если оно этого не делает, а прямо грубо загораживает путь, то происходить революционный потоп.
В Российской Империи такой потоп наиболее возможен, так как более 35 % населения не русского, завоеванного русским. Всякий же, знающий историю, знает, как трудно спаивать разнородные населения в одно целое, в особенности при сильном развитии в XX столетии национальных начал и чувств.*
В конце концов, как я уже говорил, дворянская комиссия закрылась, почти ничего не сделав, за исключением некоторых самых ничтожных подачек на чай частным землевладельцам, преимущественно происходившим из прожившихся русских дворян. 465 Говоря о русском дворянстве, я считаю своим долгом еще раз сказать, что я сам потомственный дворянин и в числе моих предков имеются лица, исторически известные, как знатные столбовые дворяне, и я знаю, что и между дворянами есть много весьма благородных неэгоистичных людей, проявляющих именно тот дух, который должен быть свойствен каждому истинному дворянину, именно: забота о слабых и о народе.
Все великие реформы Императора Александра II были сделаны кучкою дворян, хотя и вопреки большинству дворян того времени, так и в настоящее время имеется большое число дворян, которые не отделяют своего блага от блага народного и которые своими действиями изыскивают средства для достижения общенародного блага вопреки своим интересам, а иногда с опасностью не только для своих интересов, но и для своей жизни. К сожалению, такие дворяне составляют меньшинство, большинство же дворян в смысле государственном представляет кучку дегенератов, которые кроме своих личных интересов и удовлетворения своих похотей - ничего не признают, а потому и направляют все свои усилия относительно получения тех или других милостей насчет народных денег, взыскиваемых с обедневшего русского народа для государственного блага, а не для личных интересов этих дворян-дегенератов.
В 1898 году рассматривался в комитете министров отчет государственного контроля за 1896 год. На отчете государственного контроля на том месте сего отчета, где государственный контролер выразил мнение, что "платежные силы сельского населения находятся в чрезмерном напряжении", Его Императорскому Величеству благоугодно было отметить: "Мне то же кажется".
Это дало мне повод снова возбудить в комитете министров вопрос о необходимости заняться крестьянским делом и довершить то, что было совершено Императором Александром II в 60-х годах, но не было докончено. А потому я и предлагал назначить для этого особую комиссию с исключительными полномочиями, которая могла бы заняться крестьянским вопросом, памятуя, что этим путем был разрешен крестьянский вопрос и в 60-х годах.
Комитет министров в заседаниях 28-го апреля и 5-го мая рассматривал отчет государственного контролера в связи со всеми заключениями по этому предмету министров, и, главным образом, 466 занялся вопросом, косвенно возбужденным государственным контролером о крестьянах и моим по этому предмету предположением об образовании комиссии.
После долгих споров мое мнение все-таки одолело и комитет министров решил, что "для рассмотрения вопросов о дополнении и развитии законодательства о сельском состоянии, образовать особое совещание под председательством лица, избранного Высочайшим Его Императорского Величества доверием, из министров: внутренних дел, юстиции, финансов, земледелия и государственных имуществ и других лиц, занимающих высшие государственные должности по особому назначению Его Величества".
Затем следовало два пункта касательно организации работ этой комиссии и, наконец, 4-ый пункт говорил о том, что "этому особому совещанию предоставляется свои заключения вносить на непосредственное благоусмотрение Его Императорского Величества".
Государь Император не утвердил этого решения комитета министров, но и не отклонил его, а Высочайше повелел: "оставить ныне журнал комитета без движения и испросить председателю комитета министров Высочайших указаний относительно дальнейшего направления этого дела осенью настоящего года".
Очевидно, что Его Императорское Величество опять подвергся воздействию двух направлений: с одной стороны - моего и большинства членов комитета министров, мне сочувствующих, об образовании такого совещания, а с другой стороны - влиянию председателя комитета министров, которым в это время был Иван Николаевич Дурново, бывший министр внутренних дел и бывший председатель дворянской комиссии, которая являлась гласом тех сил, которые ныне совокупились и составили, так называемые, совещания "объединенного дворянства" под председательством графа Бобринского; дворяне эти всегда смотрели на крестьян, как на нечто такое, что составляет среднее между человеком и волом. Это именно и есть тот взгляд, которого держалось исторически, испокон веков польское дворянство; оно смотрело всегда на своих крестьян, как на быдло, и мне представляется, что та участь, которой подверглось Царство Польское, расхваченное соседними государствами, что в этой участи во многом было виновато отношение польского дворянства к народу. 467 Таким образом опять решение вопроса об образовании крестьянской комиссии было заторможено, но окончательно не уничтожено. Весь вопрос заключался в том, как отнесется Государь Император к образованию крестьянской комиссии осенью, после возвращения своего из Крыма.
В виду такого положения дел, я счел необходимым написать Государю Императору в Крым собственноручное письмо по этому предмету. Собственноручная копия этого письма хранится у меня в архиве с массою документов, касающихся крестьянского дела. Я ее считаю необходимым поместить в настоящих моих стенографических воспоминаниях. Письмо это помечено октябрем 1898 года.
Вот его дословное содержание:
"ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ.
"Простите, что я дерзаю беспокоить ВАШ досуг настоящим всеподданнейшим письмом. Мое извинение заключается в том, что то, что я здесь излагаю, составляет мой долг, как верноподданного министра ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА и как сына своего отечества, и что может статься, я не буду иметь счастливого случая доложить тоже словесно.
"ВАШЕМУ ВЕЛИЧЕСТВУ благоугодно было решить вопрос о назначении крестьянского совещания с целью приведения в благоустройство быта сельского населения. Это последовало без трений. Во всяком случае сделан первый шаг, но и только. Всякое дело зависит от людей, от полета их мыслей и вдохновения. Рассматриваемое дело может дать богатейшие плоды или погибнуть в зависимости от того, кто будут те лица, коим оно будет поручено и как они будут направлены.
"Но в чем заключается самое дело? В моей официальной записке по этому предмету, по которой последовало положение комитета министров, я его, конечно, не мог представить во всей наготе. Дело это заключается в том: мощь России должна ли продолжать развиваться с тою же силою, с какою она развивалась с освобождения крестьян, или же рост этот должен ослабеть, а, может быть, и идти назад?
"Крымская война открыла глаза наиболее зрячим; они сознали, что Россия не может быть сильна при режиме, покоящемся на рабстве. ВАШ великий ДЕД Самодержавным мечем разрубил гордиев 468 узел. ОН выкупил душу и тело СВОЕГО народа у их владельцев. Этот беспримерный акт создал такого колосса, который ныне находится в ВАШИХ САМОДЕРЖАВНЫХ руках. Россия преобразилась, она удесятерила свои силы, свой ум и свои познания. И это несмотря на то, что после освобождения увлеклись либерализмом, колебавшим Самодержавную власть и приведшим к таким сектам, которые грозили подточить основу бытия Российской Империи: САМОДЕРЖАВИЕ. Мощь ВАШЕГО САМОДЕРЖАВНОГО РОДИТЕЛЯ поставила опять Россию на рельсы. Теперь нужно двигаться. Нужно окончить то, что начал ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР II и не мог докончить, и что теперь возможно довершить после того, как ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР III навел Россию на единоверный путь управления САМОДЕРЖАВНОЮ властью. Не освобождение крестьян, создавшее великую Россию, привело к кризису 80-х годов. Кризис этот произошел от растления умов печатным словом, от дезорганизации школы, от либеральных общественных управлений и, наконец, от подрыва авторитета органов действия САМОДЕРЖАВНОЙ власти: ВАШИХ министров и чиновников, которое и до сего времени производится умышленно и неумышленно, неблагонамеренными и наиблагонамеренными людьми. Кто только не хлещет бюрократию и чиновничество? Сказанные причины, приведшие к кризису, не только не способствовали развитию крестьянского дела, а, напротив, остановили его. ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР II выкупил душу и тело крестьян, ОН сделал их свободными от помещичьей власти, но не сделал их свободными сынами отечества, не устроил их быта на началах прочной закономерности. ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР III, поглощенный восстановлением нашего международного положения, укреплением боевых сил, не успел довершить дело СВОЕГО АВГУСТЕЙШЕГО OTЦA. Эта задача осталась в наследство ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ. Она выполнима и ее нужно выполнить. Иначе Россия не может возвеличиться так, как она возвеличивалась. Для этого нужно ясное сознание необходимости совершить подвиг - твердая решимость его совершить и вера в помощь Божию.
"ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО имеете 130 милл. подданных. Из них едва ли много более половины живут, а остальные прозябают. Наш бюджет до освобождения крестьян был 350 м. рублей, освобождение дало возможность довести его до 1400 м. р. Но уж теперь тяжесть обложения дает себя чувствовать. Между тем бюджет Франции при 38 м. жителей составляет 1260 м. р.; бюджет Австрии при народонаселении в 43 м. составляет 1100 м. р. Если бы благосостояние наших 469 плательщиков было равносильно благосостоянию плательщиков Франции, то наш бюджет мог бы достигнуть 4200 м. р. вместо 1400 м. р., а сравнительно с Австрией мог бы достигнуть 3300 вместо 1400 м. р. Почему же у нас такая налогоспособность? Главным образом от неустройства крестьян.
"Каждый человек по природе своей ищет лучшего. Это отличает человека от животного. На этом качестве человека основывается развитие благосостояния и благоустройства общества и государства. Но для того, чтобы в человеке развился сказанный импульс, необходимо поставить его в соответствующую обстановку. У раба этот инстинкт гаснет. Раб, сознавая, что улучшение его и бытия его ближних неосуществимо, каменеет. Свобода воскрешает в нем человека. Но не достаточно освободить его от рабовладетеля, - необходимо еще освободить его от рабства произвола, дать ему законность, а следовательно и сознание законности и просветить его. Необходимо, по выражению К. П. Победоносцева, сделать из него "персону", ибо он теперь "полуперсона". Все cиe не сделано, или почти не сделано. Крестьянин находится в рабстве произвола. Закон не очертил точно его права и обязанности. Его благосостояние зависит не только от усмотрения высших представителей местной власти, но иногда от людей самой сомнительной нравственности. Им начальствуют и он видит начальство и в земском, и в исправнике, и в становом, и в уряднике, и в фельдшере, и в старшине, и в волостном писаре, и в учителе, и, наконец, в каждом "барине". Он находится в положительном рабстве у схода, у его горланов. Не только его благосостояние зависит от усмотрения этих людей, но от них зависит его личность. Существует сомнение следует ли оградить крестьян от розог, или нет? Можно различно разрешать этот вопрос. Я думаю, что розги, как нормальное средство, оскорбляют Бога в человеке. Когда ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДРЕ II отменил розги в армии, то ведь находились же лжепророки, уверявшие, что наша армия падет. Но кто осмелится утверждать, что дух и дисциплина ВАШИХ воинов от сего умалилась? Но если еще розги необходимы, то они должны даваться закономерно. Крестьян же секут по усмотрению, и кого же? Например, по решению волостных судов - темных коллегий, иногда руководимых отребьем крестьянства. Любопытно, что если губернатор высечет крестьянина (чего я не одобряю), то его судит Сенат, а если крестьянина выдерут по каверзе волостного суда, то это так и быть надлежит. Крестьянин раб своих односельчан и сельского управления. 470 "Крестьянина наделили землею. Но крестьянин не владеет этой землею на совершенно определенном праве, точно ограниченном законом. При общинном землевладении крестьянин не может даже знать, какая земля его. Теперь живет второе поколение после освобождения. Права наследства были предоставлены господству смутного обычая, а посему теперешние крестьяне пользуются землею не по законно определенному праву, а по обычаю, а иногда и усмотрению. Закон почти совсем не касается семейных прав крестьян.
"ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР II даровал России правосудие гражданское и уголовное. Как бы не критиковали эту реформу, не затемнять ее величия. Эта реформа охраняет права и обязанности верноподданных своих МОНАРХОВ путем закона, а не усмотрения. Но реформа эта не коснулась крестьянских отношений по сельскому быту. Крестьянские гражданские и уголовные дела и деяния разрешаются крестьянскими судами не по общим для всех верноподданных установленным законам, а по особым, часто по обычаю - проще говоря, по произволу и усмотрению. Податное дело не в лучшем положении. Прямые налоги часто взыскиваются не по законно-освященным для каждого лица отдельным нормам, а скопом, по усмотрению. Губернатор с полицией может взыскать и двойной оклад, может и ничего не взыскать. Круговая порука, созданная параллельно общинному землевладению и с нею связанная, делает крестьянина ответственным не за себя, а за всех, а потому иногда приводит к полной безответственности. Земство устанавливает сборы без всякого влияния правительства. Оно может обложить землепашца свыше его сил, и к сему нет тормоза. Такого права не дано земствам в наилиберальнейших странах. Что касается мирских сборов, собираемых с крестьян, которые в последние годы неимоверно растут, то тут полнейший произвол. Эти налоги совсем ушли не только от государственной власти, но даже от государственного сведения. А просвещение? О том, что оно находится в зачатке, это всем известно, как и то, что мы в этом отношении отстали не только от европейских, но и от многих азиатских и заатлантических стран. Впрочем, можно думать, что это случилось не без благости Божией. Просвещение просвещению рознь. Какое бы получил народ просвещение в пережитую нами эпоху общественных увлечений и шатаний с 60-х годов вплоть до вступления на престол АЛЕКСАНДРА III? Может быть, просвещение привело бы народ к растлению. Тем не менее, просвещение нужно двинуть - и нужно двинуть энергично. От того, что дитя может упасть и повредить себя, нельзя не дозволять и не 471 учить его ходить. Нужно только, чтобы просвещение было всецело в руках правительства. Наш народ с православной душой невежествен и темен. А темный народ не может совершенствоваться. Не идя вперед, он по тому самому будет идти назад, сравнительно с народами, двигающимися вперед.
Вот некоторые черты положения крестьянского дела. Крестьянство освобождено от рабовладетелей, но находится в рабстве произвола, беззаконности и невежества. В таком положении оно теряет стимул закономерно добиваться улучшения своего благосостояния. У них парализуется жизненный нерв прогресса. Оно обескураживается, делается апатичным, бездеятельным, что порождает всякие пороки. Поэтому нельзя помочь горю одинокими, хотя и крупными мерами материального характера. Нужно прежде всего поднять дух крестьянства, сделать из них действительно свободных и верноподданных сынов ВАШИХ. Государство, при настоящем положении крестьянства, не может мощно идти вперед, не может в будущем иметь то мировое значение, которое ему предуказанно природою вещей, а может быть и судьбою. От сказанного неустройства проистекают все те явления, которые как надоедливые болячки постоянно дают себя чувствовать. То вдруг является голод. К нему приковывается все внимание. Все шумят. Тратят громадные деньги на голодающих, которые собирают от будущих или прошедших голодающих и воображают, что делают дело. Эти современные голодающие только вящие приучаются быть голодающими в будущем. То подымается вопрос о земельном кризисе. Странный кризис, когда всюду цена на землю растет. Разжигаются аппетиты. Подымается вопрос о доблестях отдельных сословий и даже о поддержке ими Престола. Как будто САМОДЕРЖАВНЫЙ ПРЕСТОЛ до днесь держался на чем либо ином, как не на всем русском народе; на сем незыблемом базисе он и будет вечно покоиться. БОЖЕ сохрани РОССИЮ от престола, опирающегося не на весь народ, а на отдельные сословия... А собственно говоря, ядро вопроса совсем не в земельном кризисе, а (тем паче не в кризис частного землепользования, а в крестьянском неустройстве, в крестьянском оскудении. Там, где овцам плохо, плохо и овцеводам. То подымается вопрос о переселении и расселении; затем пугаются этого вопроса и ставят запруды. Действительно, процесс происходит беспорядочно при беспорядочности крестьянского быта. Призвание и развитие России требуют все новых и новых расходов; расходы эти по народонаселению малы, но они непосильны не по ее бедности, а по неустройству. Поэтому одновременно требуют от 472 министра финансов денег и нападают на него за то, что он заботится об увеличении доходов для удовлетворения настойчивых требований. Наконец, крестьянское неустройство какая радость для всех явных и скрытых врагов САМОДЕРЖАВИЯ; здесь благодатное поле для их действия. Наши журналы, газеты, подпольные листки, злонамеренно и благодушно смакуют эту тему.
"Одним словом, ГОСУДАРЬ, крестьянский вопрос, по моему глубочайшему убеждению, является ныне первостепенным вопросом жизни России. Его необходимо упорядочить.
"ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО по положению комитета министров решили образовать для упорядочения крестьянского дела совещание и подготовительную комиссию. Совещание должно состоять из высших сановников и представлять ближайший орган ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА для направления и решения дел. По моему мнению, для успеха, оно не должно быть многочисленно. Комиссия, председательствуемая членом Совещания, управляющим ее делами, должна взять на себя всю предварительную и проектную работу. Она должна состоять из высших представителей подлежащих ведомств и местных деятелей. Но всякое дело зависит от людей. Необходимо, чтобы крестьянское дело было поручено людям просвещенным (а их так мало), людям не близоруким, людям помнящим и знающим. эпоху освобождения. Так как министры внутренних дел, юстиции, земледелия, финансов, а может быть и просвещения неизбежно должны быть членами совещания, то за сим не придется выбирать много членов.
Как я уже дерзал верноподданнически докладывать ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ, остальные члены могли бы быть выбраны из следующих просвещенных и умудренных государственными опытом сановников: статс-секретари Сольский, Победоносцев, Каханов, Фриш, члены Государственного Совета: Тернер, Дервиз, Голубев, Семенов. Главный труд упадет на члена совещания, председателя комиссии. По моему убеждению, этому назначению вполне отвечает товарищ министра внутренних дел князь Оболенский. Он молод, трудолюбив, умен и в качестве предводителя занимался крестьянством боле 10 лет. Совещание будет его руководить. Что касается председательствования в совещании, то таковое могло бы быть возложено на старейшего.
Наиболее соответствовал бы этому назначению Д. М. Сольский, как близкий сотрудник ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА II, как заместитель председателя Государственного Совета и как человек, при выдающихся способностях, крайне уравновешенный и бесстрастный. 473 "Но, конечно, такое первостепенной государственной важности дело, если оно даже будет поручено людям просвещенным, не может иметь успеха, если эти лица не будут одушевлены твердым желанием ОТЦА русского народа сделать из крестьянина действительно свободного человека. Этот крест тяжел. Его бесстрашно поднял ВАШ АВГУСТЕЙШИЙ ДЕД, но ЕМУ не суждено было донести его до конечной цели. ВАШ АВГУСТЕЙШИЙ РОДИТЕЛЬ устранил встретившиеся препятствия, от ВАС ныне, ГОСУДАРЬ, зависит сделать БОГОМ ВАМ врученный народ счастливым и этим открыть новые пути к возвеличению ВАШЕЙ Империи.
"Преклоненно прошу, ГОСУДАРЬ, простить мне, что я позволил себе с полною откровенностью высказать то, что у меня наболело на душе. Но, если ВАШИ министры будут бояться, по долгу совести, докладывать то, что они думают, то кто же ВАМ об этом будет говорить.
ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА
верноподданнейший слуга
Сергей Витте. Петербург, октябрь 1898 г."
Какое произвело это письмо впечатление на Государя, мне неизвестно, так как Государь затем со мною по этому предмету не говорил.
Но возвратясь осенью в Петербург, Его Величество, по-видимому, никакого решения не дал и председатель комитета министров вместе со своими единомышленниками: злополучным Вячеславом Константиновичем Плеве и г. Стишинским, - могли торжествовать. Все дело осталось лежащим под спудом.
Таким образом, крестьянское дело не двигалось. Несколько раз в Государственном Совете я возбуждал вопрос, или вернее говоря, щупал почву: к а к отнесся бы Государственный Совет, если бы я, в качестве министра финансов, поднял вопрос о сложении выкупных платежей, - и заметил явное нерасположение к такой мере.
С одной стороны, высказывали мнение, что лишение казны такого большого дохода вынудит установить другого рода подати, который пожалуй, будут более обременительны, нежели выкупные платежи и, 474 следовательно, являлась боязнь: как бы эти новые налоги не легли своею тяжестью не только на крестьянство, но и на высшие классы населения; а некоторые члены Государственного Совета, которые, - как это ныне происходит и в Государственной Думе, - для театральности бьют себя в грудь, когда говорят о бедном крестьянстве, высказались глаз на глаз в том смысле, что это будет баловство для крестьян, для чего их баловать? В результате будет только то что такими мерами крестьянство будет совершенно распущено. И без того, говорили они, - и теперь нам жить в деревнях нельзя - так крестьяне распущены и самовольствуют.
* Круговая порука за внесение прямых налогов при освобождении крестьян была введена с целями фискальными опять в силу начала, что легче управлять стадами, нежели отдельными единицами населения. В сущности это есть ответственность исправных за неисправных, работающих за лентяев, трезвых за пьяных, одним словом, величайшая несправедливость, деморализация населения и уничтожение в корне понятия о праве и гражданской ответственности. Так как министерство внутренних дел всегда защищало это начало, ссылаясь на министерство финансов, то я заявил в Государственном Совете, что министерству финансов этого порядка не нужно, и представил проект взыскания с крестьян податей с уничтожением круговой поруки и передачей этого дела из рук полиции в руки органов министерства финансов - податных инспекторов. Конечно, я встретил большие возражения.
Так как по существу возражать было трудно, то Горемыкин настаивал, чтобы дело взыскания передать не податным инспекторам, а земским начальникам и следовательно полиции т.е. сохранить, так называемое "выбивание податей" и полицейский произвол. Большинство Государственного Совета поддерживало мой проект, хотя и сделало в нем некоторые изменения, ослабляющая закономерность взыскания и индивидуальность ответственности. Горемыкин остался при своем мнении и жаловался Государю, что я хочу умалить значение земских начальников в глазах крестьян. Его Величество поддался на жалобу Горемыкина. Ко мне приехал от Горемыкина его товарищ князь Оболенский, чтобы меня уговорить уступить.
Тогда я написал Его Величеству, что если будет отвергнуть проект, поддержанный большинством Государственного Совета, то я ходатайствую освободить меня от поста министра финансов.
В это 475 дело вмешался граф Сольский, председатель департамента экономии Государственного Совета, весьма почтенный человек, но типичный "примиритель", человек полумер.
В конце концов круговая порука была отменена, новый закон о взыскании податей, передававший в значительной части дело в руки податных инспекторов, прошел, но в него были внесены некоторые компромиссы, внесшие специфические черты отношения к крестьянам, как к лицам, которых нужно третировать особым порядком.
Закон о паспортах, связывающей крестьянство по рукам и ногам, также держался потому, что министерство внутренних дел заявляло о необходимости для финансов паспортного налога. Я заявил в Государственном Совете, что министерство финансов от этого налога отказывается, и внес новый паспортный устав, значительно расширяющей свободу крестьянства. Хотя новый устав прошел, но по настоянию министерства внутренних дел в него все-таки внесены многие стеснения; стеснения эти вытекали из еврейского вопроса (черта оседлости) и необходимости гарантии исправности местных крестьянских сборов.
Государственный Совет тогда же поручил министру внутренних дел озаботиться регулированием этих (мирских) сборов. Но сколько я об этом не напоминал министрам внутренних дел, так и до сего времени ничего в этом отношении не сделано. Когда я был председателем совета министров, министр внутренних дел выработал новый паспортный устав, значительно облегчавший крестьян, но его затормозили *.
Лишь после того, как министром внутренних дел был назначен такой благородный и честный человек, как Дмитрий Сергеевич Сипягин, в 1902 году, мне, при его содействии и по его инициативе, удалось снова поднять вопрос об образовании крестьянской комиссии.
Все объяснения по этому предмету с Его Величеством вел Д. С. Сипягин. Он убедил Государя назначить такую комиссию и, когда Его Величеству угодно было спросить: "Кого же назначить председателем комиссии?" - то Сипягин доложил Государю, что, по его мнению, единственный человек, который может справиться с этим делом, это - министр финансов Витте.
Тогда Его Величество пригласил меня к себе и высказал решение образовать комиссию с тем, чтобы она рассмотрела 476 крестьянский вопрос и разрешила его в духе тех начал, который были положены и в некоторой степени осуществлены в царствование Александра II. При этом Государь сказал мне, что Он желает, чтобы я взял на себя председательствование в этой комиссии.
Я, конечно, быль очень доволен этим назначением; лично мне оно ничего не давало, кроме лишнего нового труда и новых забот, но все крестьянское дело всегда было близко моему сердцу и не из каких-нибудь сентиментальных причин, а исключительно, потому что я смотрю, - и всегда смотрел, - на Россию, как на государство наиболее демократическое из всех государств Западной Европы, но демократичное в особом смысле этого слова, - было бы правильнее сказать: как государство "мужицкое", ибо вся соль русской земли, вся будущность русской земли, вся история настоящая и будущая Росcии связана, если не исключительно, то главным образом, с интересами, бытом и культурою крестьянства. И если, несмотря на то ужасное время, которое мы ныне переживаем, я все-таки убежден в том, что Россия имеет громадную будущность, что Россия из всех тех несчастий, которые ее постигли и которые, вероятно, будут, к несчастно, еще следовать, выйдет из всех этих несчастий перерожденной и великой, - то я убежден в том, именно потому, что я верю в русское крестьянство, верю в его мировое значение в судьбах нашей планеты.
Комиссия, имевшая в виду рассмотреть крестьянское дело, была названа "особым совещанием о нуждах сельскохозяйственной промышленности". Таким образом, она была обобщена; предполагалось рассмотреть все, касающееся потребностей сельскохозяйственной промышленности, а главная потребность ее заключалась, конечно, в устройстве быта нашего главного земледельца, именно крестьянина.
Совещание это было составлено из лиц в консерватизме коих, казалось бы, не могло быть никакого сомнения; в совещание входили: граф Воронцов-Дашков, нынешний наместник Кавказа, генерал-адъютант Чихачев, который в то время был председателем департамента промышленности Государственного Совета; Герард, председатель департамента гражданских и духовных дел, впоследствии генерал-губернатор Финляндии; князь Долгоруков обер-гофмаршал, граф Шереметьев - егермейстер Его Величества и проч. Затем, в совещание входили: министр внутренних дел, я - 477 как министр финансов, а потом Коковцев (после того, как я сделался председателем комитета министров и министром финансов был назначен Коковцев) и другие весьма почтенные лица.
* Первый год прошел в образовании губернских и уездных комитетов, в их работе, в получении и классификации их трудов, в составлении сводки и заключений. Хотя местные комитеты были образованы: губернские под председательством губернаторов, а уездные - предводителей дворянства, и уже этим самым был положен некоторый предел свободе суждений, тем не менее это дало возможность в первый раз в России высказаться более или менее откровенно. Как впоследствии я заметил, Государь и министерство внутренних дел ожидали, что местные комитеты больше всего нападут на финансовую и экономическую политику, и ожидали, что я как бы сам себе строю ловушку. К их удивлению скоро выяснилось, что финансовая и экономическая моя политика не вызывает критики и жалоб, по крайней мере, общих, хотя в то время уже при дворе дворянская камарилья, требовавшая все больших и больших подачек, работала против меня вовсю. Общие жалобы последовали на внутреннюю политику вообще, на бесправие, в котором находилось все крестьянство.
Когда сельскохозяйственное совещание, вооруженное всеми материалами приступило к суждениям и решениям по существу, то уже честный Сипягин был убит и его место занял карьерист полицейский Плеве. Он принял сейчас же меры репрессий против некоторых деятелей местных совещаний, высказавшихся откровенно, хотя может быть, и не совсем справедливо и резко. Так, например, князя Долгорукова, председателя уездной управы Курской губернии, отрешил от должности, статистика довольно известного Щербина сослали из Воронежской губернии, с более мелкими шишками поступили еще более бесцеремонно.
Граф Лев Толстой (известный писатель), ходатайствуя об одном крестьянине, подвергнувшемся за свои мнения, высказанные в совещании, аресту и ссылке - не без некоторого основания упрекал меня в провокации. (Письмо его хранится в моем архиве.) 478 Затем Плеве испросил разрешение разработать положение о крестьянах в особом ведомственном совещании при министерстве внутренних дел. Разрешение, конечно, последовало. Тогда он образовал свои губернские совещания под председательством губернаторов, состояния из лиц, привыкших высказывать то, что угодно начальству. Прямого же высочайшего повеления, чтобы сельскохозяйственное совещание не рассматривало нужды крестьянства, не последовало, а потому я принял выжидательное положение, будучи уверен, что министерство внутренних дел с Плеве ничего не выработает. Покуда совещание рассматривало общие вопросы по части хлебной торговли, подъездных путей, мелкого кредита и проч.
Когда был убит Плеве, чему, конечно, ни один честный человек сочувствовать не мог, и вместо него был назначен князь Святополк-Мирский (честнейший и благороднейший человек, но чересчур слабый для поста министра внутренних дел), то совещание приступило к обсуждению крестьянского вопроса. Был поднят вопрос об отмене выкупных платежей. Министр финансов Коковцев был против. Государь решил отложить до окончания войны. Затем началось обсуждение всех вопросов, относящихся до крестьянства, и стремления совещания были направлены к тому, чтобы сделать, наконец, из крестьянина "персону"*.
В этом отношении вопросы были подвергнуты самому тщательному обсуждению. Конечно, при обсуждении этих вопросов приходилось отрицательно высказываться и относительно некоторых мер, которые были проведены в царствование Императора Александра III и которые в корне изменили некоторые черты преобразований Императора Александра II.
Вообще, совещание, обсуждая вопросы крестьянского быта, исходило не из того взгляда, из которого исходила дворянская комиссия, что, мол, нужно дать всякие блага лишь дворянам, а быт крестьян следует оставить в таком положении, в каком он находится, так как положение это совершенно удовлетворительно, т. е. совещание исходило не из этого положения, что для овец нужно ничего не делать, и только давать различные блага пастухам, а наоборот, из того, что необходимо ввести благоустройство в стадах, сделать так, чтобы стада были тучные и здоровые, тогда и пастухам будет во всяком случае недурно. 479 По крестьянскому вопросу сельскохозяйственное совещание вообще высказалось за желательность установления личной, индивидуальной собственности и, таким образом, отдавало предпочтение этой форме землевладения перед землевладением общинным.
Уже в таком решении министерство внутренних дел и вообще реакционное дворянство не могло не усмотреть значительного либерализма, если не революционизма, так как в существовании общины, т. е. в стадном устройстве быта нашего крестьянства, высшая полиция усматривала гарантию порядка.
Но сельскохозяйственное совещание, высказываясь за индивидуальную собственность, полагало, что этого никоим образом не следует делать понудительно, а следует тем крестьянам, которые пожелают выходить из общины, дать право свободного выхода.
Вообще, оно полагало, что устройство личной, индивидуальной собственности крестьянства должно истекать не из принуждения, а из таких мер, которые бы постепенно привели крестьянство к убеждению в значительных преимуществах этой формы землевладения перед землевладением общинным.
Но для того, чтобы в крестьянстве ввести частную собственность, необходимо ранее всего дать крестьянам твердую гражданственность, т. е. устроить для них такие гражданские законы (если наш Х- том (так в орг.!; ldn-knigi) свода законов к ним не вполне подходит), которые бы совершенно определенно, ясно и незыблемо устанавливали их гражданские права вообще, и особливо права собственности. Следовательно нужно было составить для крестьян - постолько, посколько общие гражданские законы, существуют для нас, на них не распространяются, - особый гражданский кодекс и, если тот кодекс должен основываться на обычаях, то необходимо было бы точно кодифицировать эти обычаи.
Наконец, для того, чтобы создать личную собственность, не на бумаге, а на деле, необходимо крестьянам дать такие суды, которые бы гарантировали точность применения созданных для них законов, т. е. ввести этот мировой институт, который существовал ранее водворения у нас земских начальников, хотя, может быть, ввести его с некоторыми изменениями сравнительно с тем, как этот институт был основан в 60- годах Императором Александром II.
* Меня все время поддерживали такие лица, которых никоим образом в либерализме заподозрить нельзя: граф Воронцов-Дашков (бывший министр двора и ныне наместник на Кавказе), Герард (нынешний финляндский генерал-губернатор), князь Долгорукий 480 (обер-гофмаршал), статс-секретарь Куломзин, генерал-адъютант Чихачев, П. П. Семенов (почтенный могиканин из деятелей по освобождению крестьян) и проч.
Оппозиция состояла из графа Шереметьева (честного, но ненормального человека, столпа дворцовой дворянской камарильи, ныне одного из тайных глав черносотенцев), графа Толстого (того же пошиба), князя Щербатова (явного главы черносотенцев), Хвостова (сенатора). "Гражданин" и "Московские Ведомости", т. е. Мещерский-Грингмут начали трубить, что совещание хочет нарушить "устои".
В совещании участвовал также Горемыкин, который шел с нами, а за спиной вместе с величайшим карьеристом Кривошеиным (ныне член Государственного Совета и управляющей дворянским и крестьянским банками) подвели при помощи генерала Трепова (товарища министра внутренних дел Булыгина) под совещание мину, внушив, что оно не благонадежно. *
В работе совещания некоторые члены усмотрели нарушение, по крайней мере, некоторых из тех положений, которые, вопреки предначертаниям Императора Александра II, были введены в царствование Императора Александра III, а другие члены, в том числе и Горемыкин, нашли в этом хорошую почву для высших интриг и внушили высшим сферам, что сельскохозяйственное совещание желает проводить меры чуть ли не революционного характера.
Вследствие этого 30 марта 1905 года последовал указ о закрытии совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности в то время, когда уже все вопросы, касающиеся крестьянства были в достаточной степени, по крайней мере, в общих чертах разработаны, но еще ничего окончательного не было сделано, не проредактировано, а, следовательно, и не утверждено Его Величеством.
Хотя я был председателем сельскохозяйственного совещания и председателем весьма деятельным, а также и докладчиком у Государя Императора по делам сельскохозяйственного совещания, - тем не менее, я никак не мог ожидать, чтобы это совещание могло быть закрыто.
* Еще за два дня до указа Государь соизволил утвердить журнал совещания, в котором содержались предположения о будущем. Конечно, о том, что Он недоволен работою совещания, Он мне никогда не говорил ни слова, о закрытии совещания не предупредил и затем, вообще, о совещании никогда не проронил ни слова. Это 481 Его характер. Между тем, если бы совещанию дали окончить работу, то многое, что потом произошло, было бы устранено. Крестьянство, вероятно, не было бы так взбаламучено революцией, как оно оказалось. Были бы устранены многие "иллюминации" и спасена жизнь многих людей *.
Управляющий делами этого совещания был Иван Павлович Шипов, который, когда я был министром финансов, занимал должность директора этой канцелярии, затем был директором департамента казначейства, а впоследствии, когда я сделался после 17 октября председателем совета министров - Шипов же был министром финансов в моем министерстве. Ныне он состоит членом Государственного Совета. И. П. Шипов всегда был таким, какой он есть и теперь, т. е. человеком весьма консервативным, но вместе с тем, и просвещенным.
30 марта 1905 года утром в то время, когда я пил кофе, мне позвонили в телефон. Я подошел к телефону, оказалось, что в телефон говорить со мною И. П. Шипов.
Шипов мне говорит:
Вы, ваше превосходительство, читали Высочайший указ?
Я говорю:
Какой указ?
Он говорит:
Указ о закрытии совещания о сельскохозяйственных нуждах. Причем в тоне Шипова слышался как бы упрек, что я никого об этом не предупредил.
Я на этот упрек ничего не ответил, так как странно было бы мне сказать: Да я и сам первый раз об этом от вас слышу.
Сельскохозяйственное совещание разрешило некоторые вопросы, касающееся нужд сельского хозяйства, вообще провинциального быта. Но вопросы сравнительно второстепенные. Главный же вопрос был разработан, но вследствие закрытия совещания был оставлен без разрешения.
После совещания осталась целая библиотека самых серьезных трудов, трудов заключающихся в различных записках весьма компетентных лиц различных комиссий, которые выделило из себя сельскохозяйственное совещание; в трудах провинциальных комиссий, которые были потом систематизированы и по которым были составлены систематические своды. 482 Весь этот материал представляет собою богатые данные для всех исследований и даже для всяких научных исследований.
Затем из материалов этого сельскохозяйственного совещания всякий исследователь увидит, что в умах всех деятелей провинции того времени, т.е. 1903-1904 гг. бродила мысль о необходимости для предотвращения бедствий революции сделать некоторые реформы в духе времени. В сущности говоря, вот эта черта трудов комиссии и послужила истинным основанием к закрытию сельскохозяйственного совещания, как нечто грозящее существующему в то время государственному строю.
* Одновременно1 с закрытием совещания о сельскохозяйственных нуждах указом было открыто новое совещание для разработки крестьянского вопроса под председательством Горемыкина большею частью из других членов одинакового с Горемыкиным пошиба, т.е. или "чего изволите?" или "за Царя, Православие и Народность", а в сущности за свое пузо, за свой карман и за свою карьеру.
(1 Вариант. Одновременно с закрытием совещания о сельскохозяйственных нуждах, открылось другое совещание, или вернее, комиссия, которой было поручено заняться исключительно крестьянским вопросом.
Председателем этой комиссии был назначен Иван Логгинович Горемыкин, бывший член сельскохозяйственного совещания, который вместе с Кривошеиным и тогдашним полудиктатором Треповым повели всю интригу против сельскохозяйственного совещания, что и привело к его закрытию.
Комиссия И. Л. Горемыкина сразу пошла под другим флагом; она дала понять, что придерживается твердо существовавшего тогда строя крестьянства, т. е. строя общинного и административно-стадного управления.
Главными деятелями этой комиссии явились: Кривошеин, Стешинский и другие лица, бывшие в то время поклонниками общины и полицейского управления крестьянства. А потому в этой комиссии опять выплыли интересы дворянства, в том смысле, что предполагалось лишь постольку допустить изменения в быте крестьянства, посколько это вообще представлялось дворянству для их кармана не вредным.
Но так как во главе комиссии был, в сущности говоря, такой недурной и умный человек, как Иван Логгинович Горемыкин, но человек, обладающий крайней неподвижностью, если не сказать леностью, обладающий спокойствием, присущим всякому бездеятельному организму, то, конечно, дела этой комиссии подвигаться вперед не могли.
Наступило 17 октября 1905 года, наступили смуты, так называемая революция и о комиссии Горемыкина все забыли, вопрос крестьянский всплыл в резкой форме, во всем объеме в совете министров, и, по моему представлению, комиссия Горемыкина была закрыта, погребена, не оставив по себе решительно никаких следов.)
Само собою разумеется, совещания при министерстве внутренних дел и Горемыкин ничем не кончились, ими никто и не 483 интересовался. Наше совещание, закрытое, как революционный клуб, оставило по себе массу разработанного материала, который и теперь еще долго будет служить для различных экономических проектов. Это громадный вклад в экономическую литературу.
Затем, когда через полтора года началась революция, то само правительство по крестьянскому вопросу уже хотело пойти дальше того, что проектировало сельскохозяйственное совещание. Но уже оказалось мало. Несытое существо можно успокоить, давая пищу во время, но озверевшего от голода уже одною порциею пищи не успокоишь. Он хочет отомстить тем, которых правильно или неправильно, но считает своими мучителями.
Все революции происходят от того, что правительства во время не удовлетворяют назревшие народные потребности. Они происходят от того, что правительства остаются глухими к народным нуждам.
Правительства могут игнорировать средства, которые предлагают для удовлетворения этих потребностей, но не могут безнаказанно не обращать внимания и издеваться над этими потребностями.
Между тем мы десятки лет высокопарно все манифестовали "наша главная забота это народные нужды, все наши помыслы стремятся, чтобы осчастливить крестьянство" и проч. и проч. Все это были и до сего времени представляют одни слова.
После Александра II дворцовое дворянство загнало крестьянство, а теперь крестьянство темное бросается на дворянство, не разбирая правых и виновных. Так создано человечество. Те, которые "милостью Божией" неограниченно царствуют, не должны допускать таких безумий, а коли допускают, то должны затем признать свои невольные ошибки.
Наш же нынешний "Самодержец" имеет тот недостаток, что когда приходится решать, то выставляет лозунг "я неограниченный и отвечаю только перед Богом", а когда приходится нравственно отвечать перед живущими людьми впредь до ответа перед Богом, то все виноваты кроме Его Величества - тот Его подвел, тот обманул и проч. Одно из двух: неограниченный монарх сам отвечает за свои действия, Его слуги ответственны лишь за неисполнение Его приказаний и то лишь тогда, если они не докажут, что с своей стороны сделали все от них зависящее для точного исполнения данного приказа; а если хочешь, чтобы отвечали советчики, то должен ограничиться их советами и мнениями. Я говорю о советчиках официальных, единоличных и коллегиальных. *
